Домби и сын
Шрифт:
— A что ты скажешь насчетъ времени, когда онъ ушелъ, — спросилъ капитан ь строгимъ голосомъ, — ну?
— Я думаю, капитанъ, м-ръ Гильсъ ушелъ очень скоро посл того, какъ я началъ храпть.
— Въ которомъ же часу?
— Какъ мн вамъ это сказать, капитанъ? Знаю только, что съ вечера я сплю крпко, a къ утру y меня очень легкій сонъ. Если бы м-ръ Гильсъ ушелъ передъ разсвтомъ, я бы непремнно это слышалъ, хотя бы онъ прокрался къ дверямъ на цыпочкахъ.
По зрломъ обсужденіи Куттль началъ догадываться, что Гильсъ исчезъ по собственной вол. Къ этому логическому заключенію приводило и письмо, оставленное на его имя. Почеркъ безспорно былъ Соломоновъ, и въ теченіи мыслей обнаруживалась обдуманная ршительность. Словомъ, дядя Соломонъ давно
Припоминая странныя манеры старика и его вчерашнее слишкомъ пламенное прощаніе, теперь совершенно понятное, капитанъ съ ужасомъ дошелъ до заключенія, что старикъ, не будучи въ силахъ преодолть страшнаго безпокойства насчетъ милаго Вальтера, ршился кончить жизнь самоубійствомъ. Уже давно жаловался онъ на треволненія жизни, и теперь, когда исчезла всякая надежда, очень можетъ быть, что онъ разъ навсегда задумалъ покончить съ мірской суетой.
Ему нечего было опасаться за личную свободу и опись имнія, потому что вс деньги уплачены: что же, какъ не мысль о самоубійств заставила его скрыться? A если онъ забралъ съ собою нкоторыя вещи — что, впрочемъ, еще слдовало доказать — такъ это, безъ сомннія, — думалъ капитанъ, — сдлано для отвлеченія вниманія другихъ людей отъ его гршиаго умысла. Стало быть, вопросъ ршенъ: Соломонъ Гильсъ прекратилъ жизнь самоубійствомъ.
Остановившись на этомъ роковомъ заключеніи, капитанъ, сокрушаемый лютою скорбью, ыашелъ справедливымъ освободить изъ-подъ ареста Благотворительнаго Точильщика, такъ какъ онъ оказался невиннымъ въ злоумышленіи противь своего хозяина. Потомъ, оставивъ въ магазин за присмотромъ вещей человка, нанятаго изъ лавки маклера Брогли, Куттль и Тудль отправились на поиски смертныхъ останковъ Гнльса.
Вс полицейскія бюро, вс рабочіе дома, вс анатомическіе театры, какіе только обртаются въ столиц Соедкненныхъ Королевствъ, были изслдованы и осмотрны капитаномъ Куттлемъ. Новый герой эпической поэмы, воплотившій въ своемъ лиц вс народные элементы, онъ вмшивался во вс уличныя толпы, исходилъ вс переулки и закоулки, обозрлъ вс пристани, вс корабли, везд и во всемъ отыскивая тлнную плоть гршнаго друга. Цлую недлю прочитывалъ онъ въ газетахъ извстія о пропаж людей, объ отравленіяхъ, объ убійствахъ, и во всякое время дня и ночи готовъ былъ отправиться на мсто бдственнаго приключенія, "для удостовренія, — говорилъ онъ, — что тамъ не было Соломона". Оказывалось дйствительно, что тамъ не было Соломона, и бдный капитанъ не получалъ никакого удовлетворенія.
Наконецъ, безуспшныя попытки были оставлены, и капитанъ принялся сосбражать, что ему длать. Прочитавъ еще разъ это письмо пропавшаго друга, онъ основательно разсудилъ, что нужно прежде всего устроить и сохранить магазинъ въ приличномъ вид для Вальтера, и это безспорно есть важнйшая обязанность, возложенная на него. Для выполненія этой обязанности оказывалось необходимымъ поселиться самому въ магазин Соломона Гильса, a это сопряжено было съ нкоторыми затрудненіями со стороны м-съ Макъ Стингеръ. Такъ какъ нечего было и думать, что почтенная дама изъявитъ на это добровольное согласіе, то капитанъ, посл нкотораго колебанія, ршился на отчаянное средство — бжать съ Корабельной площади.
— Вотъ что, любезный, — сказалъ капитанъ, обращаясь къ Робу, когда этотъ смлый планъ окончательно созрлъ въ его голов, — мн надобно идти, и я ворочусь не скоро. Въ полночь дожидайея меня въ магазин, и когда я постучусь, отвори дверь.
— Очень хорошо, капитанъ.
— Ты не потеряешь своего мста, — продолжалъ капитанъ снисходительнымъ тономъ, — и, если мы поладимъ, можешь надяться на прибавку жалованья. Только смотри, не звай: если я приду въ полночь или передъ разсвтомъ, немедленно отвори дверь, когда услышишь стукъ. Вотъ, видишь ли, въ чемъ дло, любезный. Легко станется, что
Робъ общался не смыкать глазъ во всю ночь и стоять на караул. Сдлавъ это распоряженіе, капитанъ отправился подъ мирную кровлю м-съ Макъ Стингеръ.
Мысль о преступномъ побг до того взволновала душу капитана Куттля, что во все остальное время онъ дрожалъ, какъ въ лихорадк, особенно когда ему слышались шаги м-съ Макъ Стингеръ и шорохъ платья. Случилось, въ этотъ день на м-съ Макъ Стингеръ нашелъ добрый стихъ, и она была смирна, какъ овечка, что еще боле растревожило добраго капитана.
— Что сегодня угодно вамъ кушать, капитанъ Куттль? — спросила хозяйка ласковымъ тономъ. — Не хотите-ли пуддинга или бараньихъ почекъ? Пожалуйста, не церемоньтесь со мной.
— Благодарю васъ, сударыня, — возразилъ капитанъ. — Не безпокойтесь.
— Не хотите ли пирога съ начинкой, жареной курицы или яицъ? — спросила м-съ Макъ Стингеръ. — Угостите себя хоть разъ хорошимъ обдомъ, дорогой мой капитанъ.
— Благодарю васъ, сударыня. Ничего не хочу, — возразилъ капитанъ смиреннымъ тономъ.
— Васъ что-то тревожитъ, капитанъ, и, кажется, вы не совсмъ здоровы. Не принести ли вамъ бутылку хересу?
— Не мшаетъ, сударыня, если только вы сами выкушаете рюмку или дв. A между тмъ, — продолжалъ капитанъ, терзаемый лютыми угрызеніями совсти, — не угодно ли вамъ получить деньги впередъ за слдующую треть?
— Зачмъ же, капитанъ? — успете отдать въ свое время.
— Нтъ, сударыня, я не умю беречь денегъ, и вы меня очень обяжете, если потрудитесь взять впередъ. Деньги изъ моего кармана просачиваются, какъ вода.
— Въ такомъ случа, извольте, капитанъ, — отвчала м-съ Макъ Стингеръ, потирая руки. — Сама бы я никогда не спросила, но когда вы предлагаете, отказать не могу.
— И еще, сударыня, будьте такъ добры, потрудитесь отъ меня раздать вашимъ малюткамъ по восемнадцати пенсовъ, — сказалъ капитанъ, вынимая изъ шкапа жестяную чайницу, въ которой хранился его капиталъ. — Да ужъ сдлайте милость, прикажите всмъ дтямъ придти сюда: я бы очень желалъ ихъ видть.
Немедленно вбжали въ комнату маленькіе Макъ Стингеры и обвились вокругъ шеи капитана съ полнымъ довріемъ, котораго онъ такъ мало заслуживалъ. Эти ласки острымъ кинжаломъ вонзились въ капитанское сердце. Взглядъ Александра Макъ Стингера, его любимца, былъ для него невыносимъ; a голосъ Юліаны Макъ Стингеръ, вылитой матери, приводилъ его въ судорожный трепетъ, какъ отчаяннаго труса.
За всмъ тмъ капитанъ довольно сносно сохранилъ наружное спокойствіе и часа два провозился съ дтьми такимъ образомъ, какъ будто самъ былъ нжнымъ отцомъ семейства. Онъ сажалъ ихъ на колни, обнималъ, цловалъ и былъ столь снисходителенъ, что нимало не разсердился, когда маленькіе шалуны нанесли значительное поврежденіе лощеной шляп, усвшись на ней, какъ на гнзд. Наконецъ, когда капитанъ разстался съ этими херувимчиками, душой его овладла такая лютая тоска, какъ будто бы его приговорили къ вислиц.
Во мрак ночной тишины капитанъ уложилъ и заперъ свое тяжелое имущество въ шкапъ, намреваясь его оставить тутъ, по всей вроятности, навсегда. Изъ легкихъ вещей онъ сдлалъ узелъ и положилъ его подл себя, совсмъ готовый къ побгу. Ровно въ полночь, когда Карабельная площадь была погружена въ глубокій сонъ, и м-съ Макъ Стингеръ убаюкалась въ сладкомъ забвеніи съ своими птенцами, преступный капитанъ, прокрадываясь въ темнот на цыпочкахъ, отворилъ дверь и… пустился бжать во весь опоръ.
Преслдуемый образомъ м-съ Макъ Стингеръ, вскочившей съ постели и гнавшейся за нимъ въ своемъ ночномъ туалет, преслдуемый также живымъ сознаніемъ огромности преступленія, капитанъ ни разу не перевелъ духу на разстояніи между Корабельной площадью и магазиномъ инструментальнаго мастера. Нырнувъ въ комнату — Точильщикъ не спалъ — онъ тотчасъ же приказалъ запереть двери желзными засовами, и мало-по-малу началъ приходить въ себя.