Домби и сын
Шрифт:
За послдней сценой пріятельскаго обда, когда туземецъ съ приличнымъ эффектомъ приготовился разливать первую бутылку шампанскаго, юморъ храбраго воина проявился во всемъ блеск.
— Полнй, мерзавецъ, полнй, съ краями наравн! — заголосилъ майоръ, подставляя бокалъ. — М-ру Каркеру съ краями наравн! М-ру Домби съ краями наравн! Господа, сей кубокъ въ честь и славу богини, сіяющей въ неприступномъ свт могущества и красоты! Имя этой богини — Эдиь! Да здравствуетъ Эдиь!
— Да здравствуетъ богиня Эдиь! — повторилъ Каркеръ, улыбаясь наиочаровательнйшимъ образомъ.
— Пьемъ за здоровье Эдии, — сказалъ м-ръ Домби.
Вошли оффиціанты съ новыми блюдами. Майоръ принялъ серьезный
— Между нами, сэръ, можно шутить и говорить серьезно, но передъ этими скотами не должно профанировать священнаго имени. Старый Джо не компрометируетъ никого. Господа, ни слова больше, пока здсь эта сволочь!
Это было очень почтительно и деликатно со стороны майора. Такъ и понялъ его м-ръ Домби. Хотя намеки храбраго воина приводили его въ нкоторое затрудненіе, но онъ не сдлалъ ни малйшаго возраженія и, казалось, благосклонно принималъ его шутки. Быть можетъ, майоръ былъ сегодня поутру довольно близокъ къ истин, когда объявилъ м-съ Скьютонъ, что великій человкъ, конечно, не захочетъ изъ гордости говорить о завтныхъ планахъ своему первому министру, но желаетъ однако-жъ, чтобы тотъ окольными путями былъ посвященъ въ его тайны.
Остроуміе майора не ограничилось только лукавыми намеками на интересное положеніе м-ра Домби. Передъ нимъ былъ теперь благосклонный слушатель, беззаботный весельчакъ и такого рода человкъ, котораго онъ посл не разъ называлъ чертовски смышленымъ и пріятнымъ малымъ. На этомъ законномъ основаніи, какъ скоро убрали со стола, майоръ далъ полный разгулъ своему геройскому духу и пустился въ безконечные разсказы о полковыхъ шашняхъ и гусарскихъ продлкахъ, отъ которыхъ надрывался со смху м-ръ Каркеръ, встртившій какъ онъ говорилъ — истинно или притворно — первый разъ въ жизни такого неистощимаго юмориста. М-ръ Домби между тмъ величаво смотрлъ черезъ накрахмаленный галстукъ какъ владлецъ майора или какъ степенный содержатель звринца, передъ которымъ его добрый медвдь выплясываетъ уморительные танцы на потху глазющей толпы.
Наконецъ, когда майоръ совсмъ ужъ сталъ задыхаться и охрипъ отъ чрезмрнаго напряженія желудка, горла и умственныхъ способностей, собесдники вышли изъ-за стола и взяли по чашк кофе, посл чего майоръ, почти безъ всякой надежды на утвердительный отвтъ, спросилъ м-ра Каркера, играетъ ли онъ въ пикетъ.
— Немножко маракую, — отвчалъ Каркеръ.
— И въ триктракъ играете?
— И въ триктракъ.
— Каркеръ, я полагаю, играетъ во вс игры, и хорошо играетъ, — замтилъ м-ръ Домби, разваливаясь на соф, какъ деревянный истуканъ безъ кожи и костей.
Дйствительно, м-ръ Каркеръ сыгралъ и въ пикетъ, и въ триктракъ съ такимъ совершенствомъ, что майоръ въ крайнемъ изумленіи вытаращилъ свои раковые глаза и объявилъ, что даже y нихъ въ полку немного такихъ игроковъ.
— Да ужъ не играете ли вы и въ шахматы, м-ръ Каркеръ? — спросилъ майоръ.
— Играю немножко, — отвчалъ Каркеръ. — Случалось даже и выигрывалъ, но это была шалость. Теперь, я думаю, совсмъ разучился.
— Чортъ побери! Да вы, какъ вижу, вовсе не подъ пару вашему командиру. Домби совсмъ не играетъ.
— О, м-ръ Домби совсмъ другая статья! — возразилъ главный приказчикъ. — Еще бы сталъ онъ терять драгоцвнное время на такіе пустяки! Такому человку, какъ я, играть еще можно, мн, пожалуй, и пригодится какая-нибудь игра. Но м-ру Домби…
Можетъ быть, это было просто слдствіемъ неправильнаго устройства широкаго рта, только въ эту минуту м-ръ Каркеръ чрезвычайно походилъ на огрызающуюся собаку, готовую вцпиться своими клыками въ руку, которая ее ласкала. Но майоръ не длалъ такихь соображеній, a м-ръ Домби съ полузакрытыми глазами
Состязаніе между игроками окончилось совершенной побдой правой руки м-ра Домби. При всемъ томъ м-ръ Каркеръ и майоръ остались въ этотъ вечеръ наилучшими друзьями, и, когда главный приказчикъ отправился спать, майоръ, въ знакъ особеннаго вниманія, приказалъ туземцу свтить ему по коридору вплоть до самой спальни. Кончивъ экстраординарную обязанность, черный рабъ раздлъ своего господина и немедленно развалился самъ на полу y его ногъ на соломенномъ матрас, такъ какъ другой постели не смлъ имть человкъ, низведенный цивилизованнымъ европейцемъ на степень обезьяны…
Было, вроятно, какое-то пятно на зеркал въ комнат м-ра Каркера, но оно отражало въ эту ночь человка, которому мерещились въ его сонныхъ видніяхъ толпы людей, валявшихся y его ногъ, точь въ точь, какъ бдный туземецъ — y ногъ майора. И гордо шагалъ м-ръ Каркеръ черезъ головы этихъ людей, пробивая себ путь впередъ и впередъ!
Глава XXVII
Быть тутъ чуду
Прекрасное лтнее утро. М-ръ Каркеръ поднялся съ постели вмст съ жаворонкомъ и отправился гулять. Онъ шагалъ медленно и осторожно, и мысль его, далекая отъ небесной лазури, устремлялась прямо и мтко къ земному гнзду, облпленному толстыми слоями грязи. Никакая птица не исчезала въ воздух съ такой быстротой отъ человческаго глаза, какъ мысли Каркера, невидимыя и непроницаемыя для смертнаго наблюдателя. Онъ въ совершенств управлялъ своимъ лицомъ по произволу, и наблюдатель съ нкоторою ясностью могъ только сказать, что м-ръ Каркеръ улыбается или размышляетъ. Теперь онъ размышлялъ. По мр того, какъ жаворонокъ уносился къ облакамъ, м-ръ Каркеръ глубоко ниспадалъ въ область мысли, и чмъ громче и ясне раздавалась утренняя трель пернатаго музыканта, тмъ важне и мрачне становилась дума нашего глубокаго мыслителя. Наконецъ, когда жаворонокъ, заливаясь потокомъ беззаботной псни, стремглавъ спустился на землю и впорхнулъ въ зеленые колосья волнистой пшеницы, м-ръ Каркеръ вдругъ пробудился отъ размышленія, и лицо его мгновенно озарилось яркой улыбкой, какъ будто передъ нимъ стояли многочисленные наблюдатели, которыхъ нужно было задобрить въ свою пользу. И уже улыбка не сходила боле съ этого лица.
Сознавая важность первыхъ впечатлній, м-ръ Каркеръ одлся въ это утро съ особенною тщательностью. Въ его костюм, правда, обнаруживалась и теперь нкоторая чопорность въ подражаніе особ великаго командира, однако-жъ онъ, быть можетъ, первый разъ значительно отступилъ отъ манеры м-ра Домби насчетъ высочайшаго, туго накрахмаленнаго галстука, потому что онъ зналъ, какъ это смшно, и потому еще, что м-ръ Домби долженъ былъ передъ чужими людьми увидть въ этой перемн новую деликатность подчиненнаго, который такъ хорошо понималъ огромное разстояніе отъ своего начальника. Впрочемъ въ другихъ статьяхъ туалета м-ръ Каркеръ теперь, какъ и всегда, былъ довольно врной копіей своего ледяного патрона.
Долго гулялъ м-ръ Каркеръ въ веселомъ расположеніи духа по зеленымъ лугамъ и густымъ аллеямъ, порхая, какъ мотылекъ, между деревьями. За полчаса передъ завтракомъ, онъ вернулся назадъ и сказалъ довольно громко. "Взглянемъ теперь на вторую м-съ Домби".
Эти слова были произнесены въ живописной загородной рощ, гд мстами разбросаны были скамейки для желающихъ приссть. Многочисленной публики здсь никогда не было, a теперь, въ утренніе часы, м-ръ Каркеръ полагалъ, что кром его въ этомъ мст нтъ ни одной души. Поэтому онъ не торопился и бродилъ между густыми деревьями съ разсяннымъ видомъ человка, y котораго есть еще лишнихъ минутъ десять.