Домби и сын
Шрифт:
— Вдвойн чувствую себя счастливымъ, — отвчалъ Каркеръ, длая низкій поклонъ, — что случай позволилъ мн оказать эту ничтожную услугу. Я былъ бы гордъ, если-бы судьба позволила мн быть преданнйшимъ вашимъ слугою.
Свтлый и быстрый взглядъ красавицы, брошенный на Каркера, выразилъ очевидно подозрніе, что тотъ втайн наблюдалъ ее въ своей уединенной прогулк гораздо прежде появленія безотвязной старухи. Каркеръ понялъ это, a она, въ свою очередь, убдилась по его взгляду, что подозрніе ея было не безъ основанія. М-съ Скьютонъ между тмъ разглядывала Каркера въ лорнетъ и довольно громко шептала майору, что y него
— Удивительное совпаденіе! — провозгласила наконецъ м-съ Скьютонъ. — Вс мы здсь какъ на подборъ. Говорите же посл того, что нтъ судьбы на свт! О я уврена, что везд и во всемъ судьба. Ты со мной согласишься, милая Эдиь. Не даромъ эти басурманы — какъ бишь ихъ? — да, турки… не даромъ турки говорятъ, милая Эдиь, что единъ есть Богъ и Магометъ, пророкъ его.
Эдиь не обратила ни малйшаго вниманія на экстренную цитату изъ алкорана, но м-ръ Домби счелъ необходимымъ представить свои замчанія, которыя, впрочемъ, относились не къ Магомету.
— Мн очень пріятно, — заговорилъ м-ръ Домби съ неуклюжею любезностью, — что джентльменъ, такъ тсно соединенный со мною, имлъ честь и счастье оказать маловажную услугу м-съ Грэйнджеръ, — здсь м-ръ Домби поклонился Эдии, — но я очень сожалю, что судьба, благосклонная къ моему пріятелю, не доставила самому мн этой чести и этого счастья. Я завидую Каркеру.
Тонъ, съ какимъ произнесена была послдняя фраза, выражалъ даже нкоторую досаду въ м-р Домби. Онъ поклонился опять. Красавица слегка пошевелила губами и не отвчала ничего. Между тмъ оффиціантъ, съ салфеткой въ рукахъ, возвстилъ, что кушанье подано. Майоръ, молчавшій все время, разразился такимъ образомъ:
— Дивлюсь, чортъ побери, какъ это до сихъ поръ никто не имлъ чести и счастья перестрлять всхъ этихъ скотовъ, которые собираютъ по дорогамъ милостыню. Всхъ бы ихъ на осину… A между тмъ, м-съ Грэйнджеръ, старикашка Джой осмливается имть счастье подать вамъ руку, и величайшая услуга, которую онъ вамъ окажетъ, будетъ состоять въ томъ, что онъ поведетъ васъ къ столу.
Затмъ майоръ подалъ руку Эдии, a м-ръ Домби повелъ м-съ Скьютонъ. Каркеръ заключалъ шествіе.
— Я очень рада, м-ръ Каркеръ, что вы приноровили свой пріздъ къ ныншнему дню, — сказала м-съ Скыотонъ, посмотрвъ еще разъ черезъ лорнетъ на улыбающагося джентльмена, — мы устраиваемъ очаровательную прогулку.
— Всякая прогулка будетъ очаровательна въ такомъ обществ, — замтилъ м-ръ Каркеръ, — но вы правы, миледи, прогулка по такимъ мстамъ сама по себ представляетъ много интереса.
— О, прелестный Уаррикъ! — воскликнула м-съ Скьютонъ. — Идеи среднихъ вковъ — и все это… прелестно, прелестно! Любите ли вы средніе вка м-ръ Каркеръ?
— Очень люблю, — отвчалъ м-ръ Каркеръ,
— Очаровательныя времена! — продолжала Клеопатра, — столько вры, столько крпости и силы! какая поэзія, какой энтузіазмъ! все такъ удалено отъ общихъ мстъ; все такъ картинно! о Боже мой! Боже мой! отчего бы не удержать намъ хоть частицу этихъ чарующихъ прелестей!
Несмотря на увлеченіе средними вками, м-съ Скьютонъ во все это время не спускала глазъ съ м-ра Домби, который съ величавымъ безмолвіемъ смотрлъ на ея дочь. Эдиь не поднимала глазъ и, казалось, со вниманіемъ прислушивалась къ панегирику магери.
— Мы убили поэзію и совсмъ потушили огонь того энтузіазма,
Фальшивая съ ногъ до головы, Клеопатра, конечно, мене всхъ имла причины жаловаться на прозаическую дйствительность новйшихъ временъ; но м-ръ Каркеръ вздохнулъ изъ глубины души и обнаружилъ сердечное соболзнованіе насчетъ отсутствія поэзіи въ девятнадцатомъ вк.
— Какія картины въ замк, Боже мой, какія картины! — вопіяла Клеопатра. — Надюсь, м-ръ Каркеръ, вы любите картины?
— Увряю васъ, м-съ Скьютонъ, — сказалъ Домби торжественнымъ тономъ покровителя своего приказчика, — Каркеръ отличный знатокъ живописи и понимаетъ толкъ въ произведеніяхъ артистовъ. Онъ даже самъ очень хорошій живописецъ. Я увренъ, онъ придетъ въ восторгъ отъ вкуса и таланта м-съ Грэйнджеръ.
— Да вы, чортъ побери, удивительны, Каркеръ, посл всхъ этихъ вещей! — возгласилъ майоръ, — ваша голова напичкана познаніями всякаго сорта!
— Мои познанія довольно ограничены, сэръ, — возразилъ Каркеръ со смиреннымъ видомъ, — и м-ръ Домби слишкомъ великодушенъ въ своихъ отзывахъ. Конечно, для человка въ моемъ положеніи необходимы нкоторыя мелочныя свднія, безполезныя во всхъ отношеніяхъ для такого человка, какъ м-ръ Домби, который въ своей высокой сфер…
Здсь м-ръ Каркеръ, сознавая безсиліе восхвалить приличнымъ образомъ великаго человка, только пожалъ плечами и не сказалъ ничего больше.
Во все это время Эдиь взглядывала по временамъ только на мать, когда послдняя уже слишкомъ начинала блистать своимъ краснорчіемъ. Но, когда Каркеръ пересталъ говорить, она бросила на м-ра Домби быстрый взглядъ, исполненный глубочайшаго презрнія, взглядъ, подмченный какъ нельзя лучше улыбающимся собесдникомъ на другомъ конц стола. Подмтилъ его и м-ръ Домби, но перетолковалъ къ совершенному своему удовольствію.
— Къ несчастью, вы уже бывали въ Уаррик? — заговорилъ м-ръ Домби, обращаясь къ благосклонной красавиц.
— Да, бывала.
— Боюсь, не скучно ли вамъ будетъ?
— О нтъ, совсмъ не скучно.
— Ты во всемъ, мой друтъ, похожа на своего кузена Феникса, — замтила м-съ Скьютонъ, — онъ, я думаю, былъ въ Уаррик пятьдесятъ разъ, и прізжай онъ сегодня въ Лемингтонъ — ты этого хотла бы, моя милая, не правда ли? — онъ непремнно полетлъ бы съ нами, чтобы взглянуть на очаровательный замокъ въ пятьдесятъ первый разъ. Удивительный энтузіастъ.
— Мы вс энтузіасты, мама, не правда ли?
— Да, моя милая, можетъ быть, слишкомъ большіе энтузіасты; но я не хочу жаловаться. Душевное безпокойство слишкомъ вознаграждается сладостными волненіями сердца. Если, какъ говоритъ кузенъ Фениксъ, мечъ слишкомъ скоро изнашивается… ахъ, какъ это называется?
— Ножны, можетъ быть, — сказала Эдиь.
— Да, ножны… такъ это потому, что онъ слишкомъ блеститъ и пылаетъ. Ты понимаешь, моя милая, что я хочу сказать?
М-съ Скьютонъ испустила слабый вздохъ и потупила глаза, какъ будто хотла такимъ образомъ набросить легкую тнь на поверхность кинжала, котораго ножны представляла ея поэтическая грудь. Склонивъ голову на сторону, по образцу древней Клеопатры, она съ задумчивымъ видомъ, исполненнымъ нжнйшей любви, принялась смотрть на свою дочь.