Домик номер десять
Шрифт:
— С чего это? Курортные романы заканчиваются на курорте, — Роза пожала плечами.
— Все зависит от женщины, — заявила Альбина и прокрутилась вокруг своей оси. — Олеся, поторопись, — крикнула в открытую дверь. — Психологи рекомендуют приучать ребенка к самостоятельности, — пояснила для Розы. — Олеся ужасно несамостоятельная!
— Зачем ей быть самостоятельной? — пожала плечами. — Ей пять лет. Ты собираешься отпускать ее одну в садик? Или школу?
— В школу — да! Классу к девятому, — тут же пояснила.
— Тогда у вас масса времени, — Роза рассмеялась.
Порой Альбина в
— Эти колготки не подходят, — держа в руках розовые колготки, она встала напротив мамы.
— Почему? — Альбина приподняла идеальные брови. — Они розовые, как и кофточка, а бабочки — как на туфельках.
— Другой оттенок! — категорично отрезала Олеся и направилась обратно в комнату, гордо вскинув подбородок. Альбина рассмеялась и направилась за дочерью, явно гордая собой.
«Не тот оттенок». Роза не сомневалась, что в итоге они найдут именно «тот» оттенок розового, который подойдет к кофточке, и, что интересно, бабочки будут идеально сочетаться с туфельками. У Диснеевской феи могла расти только такая же фея, и никак иначе.
— Так вы разбежались с Матвеем, да? — Альбина сочувствующее вздохнула. — Надежды, конечно, было немного… но все равно жаль! Все-таки он классный.
— Классный, — Роза не могла не согласиться.
– Так, может, позвонить? Самой? — Альбина показала глазами на телефон. — Сейчас в этом нет ничего предосудительного. Тебе же не замуж за него выходить, а так… развеяться, — тряхнула копной светлых волос. — Или он тебя отшил? Признавайся. Потому что, если отшил, я ему знаешь, что сделаю! — уперлась маленькими кулачками в бока.
— Нет, — вздохнула. И призналась. Второй раз за неделю. — Он мне предложение сделал.
— Да ты что?! — Альбина взвизгнула. — И ты молчала? А почему сейчас не встречаетесь? Или встречаетесь? Что происходит-то, а? Какая-то ты не радостная для невесты. Поругались? Помиритесь! — выдала со скоростью ста слов в минуту сестра, подпрыгивая на месте, становясь в этот момент похожа на Олесю.
Роза была уверена, что Альбина в это время уже решила, какое свадебное платье будет на Розе, где пройдет свадьба и, главное, как ярко будет сиять сестра невесты. Если в повседневной жизни Альбина умудрялась выглядеть, как приглашенная в Букингемский дворец особа, то свадьба сестры — это событие, на котором она обязательно должна блистать. И будет! Чего бы это не стоило!
— Я отказалась! — перебила тираду и воздушные мечты Альбины Роза и смотрела, как меняется лицо блондинки от недоумения, даже испуга, до воинственного выражения.
— Почему? Тебе давно пора замуж! Ты что думаешь, каждый день такие мужики будут делать предложения?! Я тебе скажу — нет! Не будут! Как тебе в голову пришло отказаться?! Ой, дура ты, Роза!
— Да не хочу я замуж! — вскрикнула Роза. — Не хочу, понятно тебе! Что я там не видела? Что в этом «замуже», скажи мне? Я была, ты была, мама — аж три раза! И что?
— В общем — ничего, —
— Свадебные фотографии, — Роза усмехнулась. Горько и безнадежно.
Разве в фотографиях дело? Да и не мечтала никогда Роза о свадьбе, белом платье, фотосессии, все атрибуты празднования казались ей глупым расточительством, павлиньим жестом. Даже когда Роза выходила замуж первый раз, будучи молоденькой студенткой, она предпочла коктейльное платье и туфли, которые сможет потом носить. И носила. И платье, и туфли еще несколько лет после развода.
Дело в том, что у нее разбито сердце, и разбила его она сама, по собственной инициативе. Да, ничего другого не оставалось, но от этого не проще смириться, не легче уговорить себя не звонить, не писать и не вздрагивать каждый раз, когда перед лицом возникает высокий мужчина, или спиной Роза ощущает, как кто-то проходит мимо. Чувствовать на себе взгляд Матвея, зная точно, что ей это чудится, что это ни что иное, как игра воображения, усталость от собственных мыслей. Даже на базе она постоянно чувствовала его взгляд, точно зная, что Розенберга Матвея там нет. Нет! И не будет!
— Какие фотографии… — Роза вдруг заплакала, не сильно, не напоказ, но очень горько.
Она не заламывала руки, у нее не тряслись губы, просто закачались стены от слез в глазах, и защипало нос. Роза только и делала, что плакала в последнее время, вот уже и при Альбине слезы роняет. А ведь она не плакала никогда. Ни когда поймала мужа на измене, ни когда узнала о семье Глеба. Сжимала губы и понимала одно: жизнь не стоит на месте, надо двигаться вперед и не терять оптимизма.
— Родная моя, — Альбина села рядом и крепко обняла, не боясь помять наверняка дорогущий костюм и отпаренную брендовую блузку. — Мужики — все сволочи. Все до одного! И Розенберги эти тоже. Они — тем более!
— Так я же сама отказалась, — Роза громко высморкалась, Альбина и глазом не повела на столь вопиющий акт бескультурья.
— Значит, плохо просил! Вот, когда Поплавский просил моей руки, он буквально умолял меня! Между прочим, на коленях! Три недели выполнял любую мою прихоть, даже в Доминикану отвез, хотя до этого говорил, что дел по горло.
— И чем все закончилось… — Роза усмехнулась, но про себя. Уж такая она, Альбина, любительница широких и, по мнению Розы, глупых жестов.
— А, неважно. Важно, что он меня добивался! Меня! До-би-вал-ся! Ценится только то, что тяжело достается.
В это время в комнату зашла Олеся, конечно, в розовых колготках другого оттенка, идеально подходящих по цвету к кофточке и бабочкам на туфельках. Альбина тут же переключилась на дочку, проверила, как и во что она оделась, заплела светлые волосы в две аккуратные косички, украсив волосы заколками, конечно же, с бабочками и начала проверять маленький рюкзачок, все ли было собрано малышкой. Через двадцать минут две блондинки выскочили из дома под Питерский моросящий дождь, прячась под яркими зонтами. Чужеродное явление для меланхоличного и серого города.