Домик номер шестнадцать
Шрифт:
– На чём?
– На машине, конечно!
– За рулём?!
– А как ещё?
– съязвила Ольга.
– Она шампанское пила!
– Миша, а чему ты удивляешься? Поплавская спит с твоими служащими, флиртует со спортсменами, что ей помешает сесть за руль пьяной!
– Понял, - Михаил тут же отключился.
Сколько же времени он потерял! Нужный телефон нашёлся быстро, вот дозваниваться пришлось бесконечно долго, музыку в динамике перебивал грохот сердцебиения. Всё, что угодно… как угодно…
Бум… Бум… Бум… в висках.
Потом с размаха: автомобиль
– Послушайте, будьте человеком, - горячо шептал Михаил воспитательнице, стоявшей на страже благополучия Поплавской Олеси не на жизнь, а насмерть. – Я друг семьи, давайте, я паспорт оставлю, залог… не знаю.
– Мужчина, я прекрасно вас понимаю, но постороннему человеку я отдать ребёнка не имею права!
– И куда теперь её? – Михаил растеряно посмотрел на Олесю, она смотрела в потемневшее окно и терпеливо ждала маму. Ночь отражала светлые хвостики, синие глаза и худенькие плечики. – В приют?
– Должны быть родственники. У нас записан контактный номер отца. Вот, - воспитательница облегчённо вздохнула, когда Поплавский ответил на вызов и сказал, что через тридцать минут максимум он приедет за дочерью.
Отправиться в больницу сразу Михаил не смог, должен был убедиться, что Поплавский заберёт малышку. Не лучший вариант, но если выбирать из худших – рабочий. Олеся отцу обрадовалась с детской непосредственностью, благо, у того хватило ума не выражать недовольство. Михаил коротко кивнул бывшему Альбины, вздохнул с облегчением и рванул в больницу.
Будний день, вечер, пробки, снег, снова пробки. Бесконечные, безумные пробки. Нет парковок рядом с больницей, на территории, нигде. Пробежал квартал, в панике забыл накинуть пуховик, шапку, но холода не чувствовал, как и снега в лицо. Врезался в каких-то прохожих, кто-то орал вслед, один раз растянулся на льду, тут же вскочил, не заметив боли, холода, ничего, и снова бежал, остановившись только у дверей с надписью «Реанимация».
Бум… Бум… Бум… в висках.
Глава 18. Михаил
Михаил измерил шагами небольшой серый коридор перед металлическими дверями реанимации вдоль и поперёк. Три шага в ширину, двадцать три в длину. Коричневая, видавшая виды кушетка и тёмно-серые стены. Надпись «Реанимация» горела алым светом, мерцая в тусклом освещении.
Дважды выходила медицинская сестра и дважды ничего не ответила Мише, кроме дежурного: «Врач всё скажет. Ждите». Сколько ждать? Чего именно? Как можно сидеть и отрешённо ждать, никак не действуя, не зная, что происходит там, по ту сторону металла.
Он посмотрел на часы.
Пять минут. Десять. Пятнадцать. Двадцать. Сорок. Час. Час десять. Час пятнадцать. Век.
В проходе появился Матвей, с бумажным стаканчиком кофе для брата.
– Как она? – спросил после секундного молчания, присел на коричневую кушетку, обтянутую кожзаменителем.
– Ничего не говорят.
– Ясно, мне через два часа в Пулково надо быть, - Матвей потёр пальцами переносицу, как при сильной головной боли.
– Тогда езжай сейчас, пробки, - еле выдавил из себя Михаил. Смысл сидеть вдвоём? Хоть всемером соберись, ничего не изменишь и не узнаешь. Но сам он не уйдёт из этого серого тупика три шага на двадцать три.
– Вы по поводу Поплавской?
Врач вышел из-за металлических дверей и остановился напротив братьев. Невысокого роста, полный, лысый, в стандартном зелёном костюме, со смурным, усталым взглядом. Человек, от которого зависит жизнь Альбины.
– Да, - в один голос ответили братья и встали, заслонив собой едва ли не всё пространство.
– Муж? – врач посмотрел на Михаила, тот кивнул.
– Почти.
– А не почти родственники есть?
– Летят, - это ответил Матвей, взяв за запястье Михаила, успокаивая, давая понять, что скандал точно будет лишним. – На данный момент – только мы. Я – муж родной сестры. Я могу узнать, что с Альбиной? Как долго она пробудет в вашем отделении? Что требуется от нас сейчас и впоследствии?
Врач вздохнул, перевёл взгляд с одного на другого брата и начал говорить. Дежурные слова, предупреждения о нестабильном состоянии, нужно отдавать себе отчёт, что всё может измениться, как в лучшую, так и в худшую сторону, вплоть до летального исхода.
– Пока трудно давать прогнозы, завтра к обеду картина станет яснее. Если всё хорошо, послезавтра на отделение отправим.
– Медикаменты? Деньги? – Спросил Михаил. Он физически не мог молчать.
– Всё есть, - ответил врач.
– Деньги приберегите, ещё понадобятся. Салфетки влажные можно передать через медсестру, воду, а пока езжайте домой. Раньше утра новостей не будет. Телефон для экстренной связи оставьте, - доктор протянул больничную карту и показал, где написать номер. – Просто на всякий случай. Так положено, - последнее он проговорил успокаивающим тоном, заученным.
Матвей быстро вписал свой номер и номер Михаила.
Через несколько часов мама сестёр Ивановых, Белла, сидела на кухне Розенбергов и, нервно вздыхая, пила чай. Роза плакала, не останавливаясь, а Виктор нервно ходил по паркету коридора от входной двери до лестницы на мансарду и обратно.
– И всё-таки надо ехать в больницу, - подскочила в который раз мама Альбины. – Вдруг, что-то понадобится.
– Надо лечь спать, - распорядился Виктор. – Завтра трудный день, необходимо выспаться.
– Надо Олесеньку забрать, - снова засуетилась женщина, нервно комкая салфетку и тут же расправляя её. Комкая и расправляя.
– Час ночи, - напомнила Нелли Борисовна. – Всё утром. Бейлочка, обязательно надо отдохнуть. Завтра от вашей свежей головы зависит многое, нам всем необходимо собраться.
– Да-да, - кивнула Роза и встала. – Мама, пойдём спать, Нелли Борисовна права. Если завтра и ты попадёшь в больницу, нам всем проще не станет.
– Сделай милость, поешь, - попросил Матвей Розу перед тем, как все потянулись гуськом к уже разобранным постелям.