Доминирующая раса
Шрифт:
— Так это же ещё горший бред, — выговорила я наконец, почти смеясь. — Люди веками мечтали о встрече с инопланетным разумом, а вы… вы теперь будет нас оберегать? Спасители. Идиоты. Извини, Эндрис.
— Именно благодаря нашему типу психики мы стали доминирующей расой, — ледяным голосом сказал он. — Мы должны сохранить его, иначе погибнем.
— Хорошо, — устало ответила я. — Эндрис, вот ты прочитал мне лекцию. Для этого тебе понадобилось меня фиксировать? Я бы тебя и так послушала. Ты интересно рассказываешь.
Эндрис чуть улыбнулся.
— Во-первых, — виновато сказал он, — ты всё-таки оружие. Не только в биопластике, но и сама по себе. И мы боимся тебя. А во-вторых, ты же отказалась мирно и дружески раскрыть мне свой секрет. Приходится действовать твёрже. Поверь, я сожалею.
— Какой секрет? — простонала я.
Эндрис утомлённо вздохнул.
— Когда ты, наконец, перестанешь… Хорошо. Я хочу знать всё о правительственной программе по созданию живого оружия на основе вида Homo sapiens.
Я не помню, что было потом. Теперь уже совсем не помню, а раньше у меня случался нервный тик и сны. С запахом рвоты и жуткой болью во всём теле. Штатные психотерапевты часто оказывались неспособны справиться с нашими проблемами, но мне повезло, я попала к уникальному специалисту. И даже он говорил мне, что пришлось попотеть. Это оттого, что я слишком устойчива. Как к отрицательным воздействиям, так и к положительным.
Туман какой-то. Сплошной туман между тем, как Эндрис в последний раз сказал своё «поверь, я искренне сожалею», и тем, как он вошёл за стеклянную перегородку, чтобы снять с меня биопластиковые ленты. Я уже не могла ничего сделать. Я подумала, что сейчас меня убьют, и мне стало почти хорошо.
Как в анекдоте. Меня поймали и долго били, но я им ничего не сказала, потому что просто ничего не знаю…
Эндрис был раздражён. Даже десять боевых лент не порадовали его. Он не мог спокойно принять поражение и избавиться от меня.
Он бил меня по лицу. Не разобрался, что нервов там у меня практически нет. Только жировая прослойка, более-менее естественно сформированная хирургом. Я почти не чувствовала боли, но лицо превратилось в отёкшую подушку. Это было неприятно сознавать, несмотря на то, что меня сейчас всё равно должны были убить.
После смерти я навсегда поселюсь в рекламном ролике. Где свет с синего неба, и цветут травы, и красивая юная девушка играет с красивым зверем. Где великая Древняя Земля в зените могущества…
Эндрис поймал мой взгляд. Снова занёс руку.
Стекло за его спиной лопнуло с оглушительным звоном и грохотом. Осколки ещё не коснулись пола, когда мелькнуло под потолком и сбило Эндриса с ног — иссиня-чёрное, ощерившееся сотней живых ножей… двести килограмм чистой ярости и горделивый боевой клич.
Я потеряла сознание. Я знала, что очнусь на полу, в луже остывшей крови, и увижу над собой морду Аджи.
…Меня несли, перекинув через спинной гребень.
— Аджи?
Он тихо просвиристел что-то.
Я заснула.
3
Хорошее время — лето. Хорошее место — свалка. Особенно свалка бытовой техники. Замечательнейшая вещь — картон.
Я лежала в огромном ящике и дрыхла. То есть уже не дрыхла. Я выползла из ящика и стала, щурясь, оглядываться. Удивительно, что люди гадят на Земле-2 так же беззастенчиво и глупо, как когда-то гадили на Земле. Здоровая какая свалка. И всё равно — солнце, лето, только пляжа не хватает…
Стоп. Какая свалка? Эндрис сказал, база в лесах за тысячу километров от города… Я подошла к ветхому креслу с отпавшими подлокотниками и села. Уютно. Врал Эндрис. Уникально эффективный лжец. Я ошиблась в нём дважды. Интересно, где же всё-таки я была…
Умирать не хотелось. По-видимому, они берегли меня, пока надеялись получить сведения. Кости целы, внутренности не отбиты. Болят ушибы и ссадины, но нам ли, экстрим-операторам, привыкать… Перестав надеяться на информацию, покалечить меня они уже не успели.
Как удобно. Тут же рядом — большой осколок зеркала из ванной. Вид у меня самый подходящий. Бомжовый. Тощая, грязная, избитая…
Плохо мне.
Ну и каким чудом я здесь оказалась?
Чудо возлежало на мусорной куче в позе египетского сфинкса. Чудо было несколько менее величественным, потому что густо пускало слюни.
Это для стороннего человека все нукты на одно лицо. Точнее, жуткую морду. А я только в обмороке могла перепутать его с Аджи. И даже не оттого, что он оказался где-то на полметра меньше в длину. Другая форма плечевых выростов, челюстных лезвий, шипов на хвосте. Другая пластика. В Аджи была взрослая суровость, а этот — лёгкий и подвижный, движения не экономит.
— Эй, парень, — окликнула я.
Он вприпрыжку слетел с кучи. Обнюхал меня. Толкнул мордой в живот.
— Ты кто?
Я вполне определённо задала вопрос. Но нукта не понял. Склонил голову набок. Фон его был насквозь весёлый и счастливый. Такая-хорошая-теперь-хорошо-я-хороший. Ментальные образы, доставшиеся мне, содержали только какие-то коридоры и комнаты, полные затхлого запаха и плохих мыслей. Единственно ценным был показанный мне путь нукты со мной. Когда я потеряла сознание, он почувствовал, что к нам идёт охрана. Много. Он уже имел дело с местной охраной. Он подумал, что убьёт много и убежит, а потом опять убьёт много. Но я не могла бегать. Надо было меня унести. Тогда он унёс меня и никого не убил. Хорошо бы вернуться и убить всех.
— Вернёмся и убьём, — пообещала я вполне честно.
Он нёс меня через крышу, а потом в лесу. Недолго. Нашёл ещё раньше место, где можно спрятаться, но люди близко.
— Ты замечательный! — сказала я и сунула руку под его нижнюю челюсть.
Реакция меня удивила. Нукта прямо-таки сомлел. Даже лапы ослабли у бедняги. Он блаженно чирикнул и слёг на землю, вытянув хвост палкой. Надо же. Давно не ласкали?
Откуда ж ты взялся такой?
— Тебя зовут-то как?
Вместо ответа — какие-то ветки, ручей в лесу. Очень горячая от солнца железная крыша. Взгляд с крыши — идут люди. Взрослые и совсем крохи. Вот сидит хорошая, спасённая. Она его звала. Она ему почесала шейку. Очень хорошая. Пусть ещё!
Я засмеялась. Снова запустила руки под острые, молодые лезвия нижней челюсти. На нукте не виднелось ни одной белой полоски-шрама. Антрацитовая тень. И все режущие выросты — бритвенной остроты. Он совсем молоденький. Сколько лет в точности, скажет только мастер, но не больше десяти.
— Какое у тебя имя?
Вкусный запах летнего леса. Нежная, сочная еда. Косточки хрусткие. На мху мягко лежать. Гораздо лучше, чем в тесных домах. В домах много углов. Но одному скучно. Его всё время тянет посмотреть на людей. Вот теперь есть хорошая. Хорошо.