Дон Хуан
Шрифт:
С потолка свисает люстра в виде колеса, утыканная оплывшими свечами — в трактирах видел такое. Наверное, это не единственная комната, есть еще, да плюс второй этаж — только я зашел во внеурочное время, дневное, вот никого и нет. Тишина и спокойствие сейчас мои единственные спутники. Впрочем…
— Привет, — я слышу шорох платья на долю секунды раньше, чем голос, и потому не вздрагиваю. По поскрипывающей лестнице спускается девушка… нет, женщина, движения и осанка не дадут соврать. — Вы слишком рано сегодня, мистер. Девочки еще отсыпаются после ночи,
— С деньгами все весьма неплохо, — сообщаю я, роняя на ближайший стол несколько здоровенных купюр с портретом Сэмона П. Чейза и обшаривая красотку глазами. Слегка за тридцать, пожалуй, довольно высокая, мускулистого телосложения, хотя дурацкое платье до пола с рюшечками закрывает обзор. Много косметики, особенно сильно подведены глаза. Короткие выбеленные волосы, на левом виске зачем-то обкорнанные под матросский «ежик». — А насчет последнего предложения…
Она коротко и мягко смеется, обходя комнату по периметру и зажигая настенные лампы одну за другой — это выглядит почти (но не совсем) как ритуал, наподобие тех, что, должно быть, проводят на своих вонючих луизианских болотах омерзительные, поклоняющиеся мертвым рептилиям сектанты. Качает головой.
— Не пойдет, мистер. Именно с этим я не смогу вам помочь. Но с любой другой просьбой — разумеется, обращайтесь. Меня зовут Мишель, я здесь хозяйка, блюстительница нравственности и порядка в этих неверных и пыльных стенах.
Кого-то она мне напоминает, то ли манерой речи, то ли внешним видом… А может, мне просто непривычно спокойствие, с которым она ведет себя перед заросшим, грязным, пропахшим порохом, кровью и мочой мужиком в не единожды простреленном плаще и засаленной ковбойской шляпе. Странное ощущение, я давно его не испытывал.
— Конечно, — говорю я хрипло. Мокрая от пота ладонь за спиной отпускает рукоять револьвера. — Просьба имеется. Мисс Мишель… если в вашем заведении есть возможность расслабить не только яйца, но и спину, которая, должен признать, болит, как чертова сука, я был бы вам крайне благодарен. И пожрать. Чего-нибудь, все равно чего, хоть даже стручков мексиканского перца и этой их вонючей текилы. Но лучше все-таки чего-нибудь более традиционного. — Я долго вспоминаю нужное слово. — Пожалуйста.
Становится так тихо, что слышно, как под полом скребет мышь. А может, то редкий в этих местах мексиканский тушкан.
Хозяйка, впрочем, совсем не выглядит удивленной.
— Необычная просьба, да… Но, разумеется, выполнимая. Присаживайтесь на тахту вон там, сэр отважный ковбой. Я пришлю кого-нибудь с едой. Надеюсь, вы не ранены?
— Не думаю.
— Хорошо. Я купила диван всего полгода назад, не хотелось бы испачкать. Сверх совершенно необходимого, я хочу сказать.
Сравнения — странная штука. Логично было бы сказать, что я рухнул на любезно предложенный диван — он же тахта —
Я уснул.
И проснулся, оттого что на диване кто-то сидел. Даже не так. Сидел и смотрел на меня. Ничего не делал, вообще не шевелился, просто сидел и смотрел.
Я рефлекторно дернул рукой к поясу, но она после сна — недолгого, по ощущениям не больше четверти часа! — затекла и едва шевелилась. Сонный мозг на долю секунды захлестнула холодная волна дикой визжащей паники, но потом так же быстро схлынула, впитавшись в шершавый влажный песок рассудка.
В ногах у меня сидела девушка. Вот так просто, подогнув под себя ноги и расправив белый шелк пеньюара — но пеньюар я заметил чуть позже, а сначала взгляд приклеился к ее лицу. Забавно, да: смотреть на лицо, сидя в борделе, но я вообще довольно забавный парень, вы должны были заметить. Что-то было в нем правильное, чистое — опять выходит смешно, я понимаю — какая-то почти детская угловатость черт… Много косметики, высокие скулы, самую чуточку раскосые глаза, каштанового цвета кудряшки до плеч… Не знаю, почему, но в голове возник образ этой француженки, как же ее… Ренетт, «принцессы», Жанны-Антуанетты Пуассон, мадам д'Этьоль, маркизы де Помпадур.
А на коленях у нее стоял аккуратный поднос с закусками.
— Миленько, — прокомментировала она, наблюдая за моими подергиваниями шальными темно-карими глазами.
— А? — голос со сна был жестяной.
— Первый раз вижу, чтобы мужчина засыпал не после траха, а до него, — она покачала головой, кудряшки мотнулись из стороны в сторону, будто занавески на окне, открытом в осенний сад. — У тебя, должно быть, имеется чертовски хорошее объяснение для этого.
— Объяснение есть, — сообщил я, перемещаясь в вертикальное положение. Хорошо, что сапоги не успел снять, сейчас бы все оставшиеся в этой комнате тушканчики окочурились от могучего амбре. — Но не про твою честь. Мишель тебя прислала?
— Ага, — девушка беззастенчиво подцепила с подноса кусочек пшеничной лепешки, обмакнула его в глиняную соусницу с чем-то красным и пахучим и отправила получившуюся конструкцию в рот. У нее были изящные маленькие кисти. — Черепаховый суп, омары по-мэрилендски, а также амонтильядо и неаполитанское мороженое сегодня, можно сказать, не завезли. Как и в любой другой день, говорю по секрету, так что пришлось ограничиться банальным, как стариковская жопа, бурито.