Дон Карлос. Том 1
Шрифт:
— Видимо, начальники переводят его куда-нибудь в другое место, патеры ведь не имеют своей воли.
— Может быть! Скорее всего, он действительно принял это решение не по своей воле, а просто вынужден был подчиниться!
— В таком случае, я, наверное, угадал, — заметил Мануэль, — сказав, что ему дали другое назначение.
— Может быть, он действовал во дворце графа Кортециллы не совсем так, как хотело бы его духовное начальство, и в наказание его переводят на худшее место, как это часто случается и у нас, — сказал Жиль. — Я уверен, что Антонио ни в коем
— Да, самостоятельность и непреклонность нашего друга не дадут ему достичь высоких должностей на его поприще, а он был бы к этому очень способен. Увы, это никого не интересует. Для достижения высших должностей требуется одно — слепое, беспрекословное послушание, а на духовном поприще рассуждение и размышление еще в меньшей чести, чем на любой светской службе.
— Молчи, он идет, — прошептал Жиль.
Антонио вошел в дежурный зал дворца. Его движения были быстры и неспокойны, сам он был бледен, взволнован и имел вид человека, лишившегося рассудка.
— Я пришел ненадолго, — сказал он, поклонившись обоим друзьям. — Простите, что не остаюсь с вами как обычно.
— Что случилось? Ты ужасно изменился! — спросил Мануэль.
— Говори же, — сказал Жиль в свою очередь, обращаясь к патеру, — что с тобой?
— Это страшный удар, — почти неслышно ответил Антонио, — он потряс меня до глубины души.
— Тебя оскорбили, понизили по службе? — спросил Мануэль.
Патер с холодной улыбкой покачал головой.
— Неужели вы думаете, что это могло бы меня потрясти, — сказал он презрительно. — Я умею переносить невзгоды, касающиеся лично меня!
— Значит, во дворце графа Кортециллы какое-то несчастье? — спросил нетерпеливо Мануэль. — Говори же наконец!
— Да, во дворце большое несчастье!
— Инес, графиня Инес…
— Инес исчезла! Ночью она ушла потихоньку из дома, не оставив никаких следов!
— Боже мой, что же это значит? — воскликнул Мануэль.
— Графиня Инес не захотела покориться воле графа, она предпочла бегство, предпочла потерять все — отца, кров, свое блестящее положение в свете и свои богатства.
— А, понимаю, все это случилось из-за дона Карлоса!
— Опасаюсь, что так!
— Какой смелый и какой необдуманный шаг! — заметил Жиль. — Бедная неопытная девушка!
— Это ужасно! Нельзя допустить, чтобы она столкнулась с теми опасностями, которыми грозит ей улица, — сказал Мануэль. — Куда она, бедная, денется, что будет делать? Ее ждут только нужда и несчастье! Банды карлистов бродят кругом. Что если она попадет в руки этих разбойников?
— О! Какой ужасный был день, страшная ссора произошла между графом и мной! Разъяренный, взбешенный, он обвинял меня и так грубо говорил со мной, он требовал, чтобы я возвратил ему его дочь, — рассказывал Антонио, бледный как смерть от душевных страданий, наполнявших его душу.
— Он требовал от тебя, чтобы ты возвратил ему дочь? Сумасшедший! — воскликнул Мануэль. —
— Молчи, друг мой.
— Разумеется, он! Хотел принудить свою единственную дочь выйти замуж за дона Карлоса, которого она презирает, — продолжал Мануэль, не слушая Антонио, пытавшегося остановить и успокоить его. — Я пойду к нему и скажу, что он сам виноват в этом, и тогда…
— Не делай этого, друг мой! Граф наказан и без того! Страх и горе лишают его рассудка! Он сам не понимает, что делает! Он бросился на меня со шпагой!
— Ах, безумец, — воскликнул Жиль.
— В своем отчаянии он начал обвинять меня в случившемся несчастье и кинулся на меня. Я подставил грудь, и он опомнился. Я говорю вам, что горе лишило его разума! Он кричал, что готов все простить мне, лишь бы Инес возвратилась домой, потом опять начал осыпать меня упреками, обвинял в том, что я отдалял ее от принца, что я подтолкнул ее к отчаянному поступку!
— Как же ты ответил на все эти оскорбления? — спросил Жиль.
— Никак не ответил, друг мой. Я только старался побороть" свое раздражение, смириться духом и, наконец, простил ему все его действия и слова, сказанные в отчаянии.
— Это слишком великодушно!
— Единственное, что я сделал, это покинул его дом, в котором мне слишком тяжело было оставаться. Да и зачем оставаться в этой пустыне, где все напоминало мне исчезнувшую, пропавшую без следа Инес? Осиротевший дворец казался мне могилой, вымершим домом! Я простился с графом, метавшимся взад и вперед по комнатам, поблагодарил его за все прежнее мое житье-бытье у него…
— Зачем же ты благодарил его? Недоставало еще этого! — воскликнул Жиль.
— Вышел я из этого дома совсем другим. Я чувствовал, что потерял все на свете, что для меня больше ничего не осталось в жизни, — проговорил Антонио, изменив своей обычной сдержанности под тяжестью душевной скорби, которую он не сумел скрыть.
— Кто бы не посочувствовал тебе, — проговорил Жиль с душевным участием, сжимая в своих руках руку друга. — Жестокие слова графа вывели бы из себя любого, даже совсем бесчувственного человека!
— Ты думаешь, что на меня так сильно подействовали обвинения графа? — спросил Антонио, горькие, безнадежные слова которого были вызваны той душевной болью, причины которой он глубоко скрывал от всех. — Друг мой, я простил давно его обидные подозрения, его нападки на меня, он слишком несчастлив и слишком жестоко наказан.
— Я решился, — твердым голосом сказал Мануэль, выходя из глубокой задумчивости, в которую повергло его известие об исчезновении Инес. — Я хочу найти графиню во что бы то ни стало!
— Это и мое намерение, — заметил Антонио.
— В таком случае, я к вам присоединяюсь, и втроем мы сумеем ее найти и защитить, — воскликнул Жиль.
— Я сейчас же отправлюсь, чтобы выхлопотать дозволение выйти из Мадрида с военным отрядом, — проговорил Мануэль. — Надо сделать все, чтобы напасть на ее след. Нет ли у тебя каких-нибудь соображений насчет того, куда она могла бы отправиться?