Дон Кихот (с иллюстрациями) (перевод Энгельгардта)
Шрифт:
– Это он правду говорит, – заметил комиссар. – Он действительно описал свою жизнь, да еще так, что лучше описать невозможно, только книга осталась в тюрьме, и под залог ее он получил двести реалов.
– Но я ее выкуплю, – сказал Хинес, – хотя бы пришлось заплатить двести дукатов.
– Что ж, разве она так хороша? – спросил Дон Кихот.
– Так хороша, – ответил Хинес, – что лучше «Ласарильо с Тормеса» и всех книг такого сорта, какие были или будут написаны [41] . Скажу только вашей милости, что все в ней правда; она такая увлекательная и забавная, что никакие выдумки с ней не сравнятся.
41
«Ласарильо
– А как ее заглавие? – спросил Дон Кихот.
– «Жизнь Хинеса де Пасамонте», – ответил тот.
– И она закончена? – спросил опять Дон Кихот.
– Как же она может быть закончена, – ответил Хинес, – если еще не кончилась моя жизнь. В книге описано все, что со мной случилось со дня рождения до нынешней отправки на галеры.
– А вы не в первый раз отправляетесь туда? – спросил Дон Кихот.
– Служа богу и королю, я уже провел на галерах четыре года и знаю вкус сухарей и плети, – ответил Хинес. – Однако я не очень огорчен, что снова туда отправлюсь: там я смогу не спеша закончить свою книгу. У работающих на испанских галерах столько свободного времени, что и девать его некуда.
– А ты – неглупый человек! – сказал Дон Кихот.
– И несчастный, – прибавил Хинес, – ибо несчастья всегда преследуют людей с головой.
– Несчастья преследуют негодяев, – перебил его комиссар.
– Я уже просил вас, сеньор комиссар, – сказал Хинес, – выражаться осторожнее! Вам поручено доставить нас на место, назначенное королем, а не оскорблять нас, бедняков. Поэтому помалкивайте да двинемтесь дальше, ибо кто знает, какая судьба ждет вас впереди; быть может, вы сами угодите на галеры!
Комиссар замахнулся бичом, чтобы ударить Пасамонте за его дерзость, но Дон Кихот стал между ними и попросил не трогать преступника.
– Что за важность, – заметил он, – если у человека с крепко связанными руками чуть-чуть развязался язык? – Затем он повернулся к цепи каторжников и сказал: – Из ваших рассказов, дорогие братья, я ясно понял: хотя вы и наказаны, согласно законам и по суду, но эта предстоящая жизнь не очень-то вам по вкусу и вас насильно гонят на галеры. К тому же очень возможно, что осуждены вы не вполне правильно: одного погубило малодушие во время пытки, другого – недостаток денег, третьего – отсутствие покровителей, четвертого – пристрастное решение судьи. Кто знает, быть может, правда была на вашей стороне, и вы только не могли доказать этого на суде. Но справедливость должна восторжествовать. Сейчас вы увидите, ради чего господь призвал меня к великим подвигам, повелел примкнуть к ордену странствующих рыцарей и принести обет в том, что я буду защищать обездоленных и угнетенных. Но я знаю, что не следует прибегать к силе там, где можно все уладить миром, а потому я сперва спрошу сеньоров конвойных и комиссара, не будет ли им угодно снять с вас цепи и отпустить с миром. Я считаю большой жестокостью делать рабами тех, кого господь и природа создали свободными. Тем более, сеньоры конвойные, – прибавил Дон Кихот, – что перед вами лично эти несчастные ни в чем не провинились. Пусть каждый даст ответ за свои грехи: есть бог на небе, и он неусыпно карает за зло и награждает за добро, а простым смертным не следует становиться палачами других людей. Я обращаюсь к вам со смиренной просьбой для того, чтобы мне было за что вас благодарить. Но если вы не исполните ее по доброй воле, – я при помощи копья и меча силой заставлю вас сделать это!
– Что за дурацкая шутка! – воскликнул комиссар. – Посмотрите, до какого вздора он договорился! Разве мы имеем право отпускать на волю государственных преступников, и разве вы имеете право отдавать нам такие приказания? Ступайте-ка себе подобру-поздорову, ваша милость, поправьте как следует тазик, что у вас на голове, да не ищите у кота пятой ноги, сеньор!
Не помня себя от гнева, Дон Кихот так стремительно набросился на комиссара, что тот не успел приготовиться к нападению и свалился наземь, выбитый из седла ударом копья. Неожиданное нападение в первую минуту ошеломило остальных конвойных. Однако они тотчас опомнились и схватились за шпаги и пики, и все вместе напали на Дон Кихота. Нашему рыцарю, наверное, пришлось бы очень плохо, если бы каторжники, видя, что им представляется случай освободиться, не напрягли всех своих сил, чтобы
– Успокойся, – ответил Дон Кихот, – я знаю, что нам сейчас нужно делать.
Затем наш рыцарь созвал каторжников, которые, ограбив комиссара, разбежались было по сторонам; все обступили его в ожидании приказаний, и Дон Кихот начал так:
– Люди благородные всегда бывают признательны своим благодетелям, ибо нет больше греха, чем неблагодарность. А вы, сеньоры, только что на опыте убедились, что я ваш благодетель. Так вот – за услугу, оказанную мною вам, я требую только одного: я хочу, чтобы вы возложили себе на плечи цепь, от которой я вас освободил, и немедленно отправились в город Тобосо. Там вы предстанете перед сеньорой Дульсинеей Тобосской и скажете ей, что рыцарь Печального Образа шлет ей привет, и затем во всех подробностях расскажете ей о том славном подвиге, которому вы обязаны своим освобождением. Исполнив это, вы можете идти, куда вам будет угодно.
За всех каторжников ответил Хинес де Пасамонте:
– Сеньор спаситель, мы никак не можем исполнить приказания вашей милости, ибо нам нельзя толпой расхаживать по дорогам. Напротив, мы должны разойтись в разные стороны и так запрятаться, чтобы нас не нашла Санта Эрмандад, ибо она, конечно, бросится за нами в погоню. Пусть ваша милость вместо посещения сеньоры Дульсинеи прикажет нам прочитать какое угодно число молитв; мы охотно помолимся за вашу милость. Но воображать, будто мы согласимся взять нашу цепь и отнести ее в Тобосо, – все равно, что думать, будто сейчас ночь, когда на самом деле еще нет десяти часов утра, и просить нас об этом – все равно, что на вязе искать груш.
– Так я клянусь, – вскричал Дон Кихот запальчиво, – дон мерзавец, дон Хинесильо де Парапилья, или как вас там зовут, вы отправитесь туда один и сами потащите на себе цепь.
Пасамонте, услышав бранные слова и смекнув, что Дон Кихот не в своем уме, дал знак своим товарищам. Все тотчас отскочили в сторону, и на Дон Кихота посыпался такой град камней, что он не успевал прикрываться от них щитом. Санчо спрятался за спину своего осла и таким способом защитил себя от камней. А его хозяин некоторое время успешно оборонялся от ударов; однако в конце концов несколько камней попало ему в грудь и плечо, и он свалился на землю. Лишь только он упал, один из каторжников бросился к нему, сорвал с его головы таз и раза три или четыре ударил им нашего рыцаря по спине; затем каторжники сняли с бедного рыцаря камзол, который он носил поверх доспехов, и хотели стащить чулки, но в этом им помешали его поножи. У Санчо они отняли плащ и оставили ему только платье; наконец, поделив между собой остальную военную добычу, они скрылись в горы.
На месте побоища остались только осел и Росинант, Санчо и Дон Кихот. Осел стоял, задумчиво понуря голову и от времени до времени потряхивая ушами; должно быть, он воображал, что каменный град еще не прекратился, так как в ушах у него все еще гудело; Росинант лежал на земле рядом со своим хозяином, ибо и ему порядком досталось от неблагодарных каторжников; Санчо, лишившийся плаща, дрожал от страха при мысли о Санта Эрмандад; а Дон Кихот был глубоко удручен тем, что люди, им облагодетельствованные, так дурно обошлись с ним.