Донкихоты Вселенной
Шрифт:
– Как это из другого масштаба времени? Науке такие масштабы времени неизвестны.
Академик шикнул на него, и он замолчал, больше уже не переводя.
– Расшифровка сигналов нами еще не завершена, - продолжала Мэри Хьюш.
– Однако возможная важность этого сообщения из космоса заставляет нас привлечь внимание всего научного мира.
Профессор Бурунов с горечью посмотрел на свой браслет связи, не пригласивший его лично на видеопередачу.
– ...ибо лишь общими усилиями можно добиться успеха в расшифровке весьма несвязных отрывков.
–
– торопила англичанку Надя, которая чувством своим уже угадывала смысл этих загадочных отрывков. Но Мэри не слышала ее и размеренно продолжала:
– Я надеюсь, что меня равно со вниманием слушают и в России, и в Америке, и в Канаде...
– Она на мгновение задержалась на последнем слове, но сразу же, вдохнув воздух, продолжала:
– Первоначально наша аппаратура на очень большой скорости, компенсирующей несоответствие масштабов времени, записала вот такие излучения.
На экране возникла бегущая лента со всплесками сигналов, отдаленно напоминающих электрокардиограмму сердца, которую каждый видел.
Однако идеальной четкости в этой записи не было, хотя схожесть отдельных всплесков подсказывала их искусственное происхождение.
Особенно заметны были большие пропуски, когда сигналы исчезали.
– По инициативе одного из руководителей радиообсерватории, моего отца, почтенного профессора Джорджа Хьюша-младшего, сигналы были переписаны с еще большей скоростью, чтобы перевести их в звуковой диапазон. После ряда попыток нам все же удалось услышать голос из космоса, с которым мы и решили ознакомить наших коллег в Европе, Азии, Южной Америке и Канаде, - с ударением на последнем слове закончила она.
– По-видимому, это обрывки земной речи, - вступил снова мужской голос, на экране появился теперь сухой и седой профессор Хьюш-младший.
– Повторы сигналов помогли уточнить звуки, но... К сожалению, леди и джентльмены, наше знание земных языков оставляет желать лучшего, а потому мы обращаемся ко всем тем, кто лучше нас может решить новую космическую загадку. Наша торопливость объясняется тем, что мы не исключаем смысл этого послания, как "сигнал бедствия".
– Сигнал бедствия!
– в ужасе воскликнула Надя.
– Я так и знала!
– Мы уже разослали всем радиообсерваториям мира режим, в котором нам удалось принять космические сигналы, чтобы при их повторе или при анализе прежних незамеченных записей можно было бы судить о смысле принятых обрывков скорее всего русской речи, судя по первому слову, близкому к названию романа писателя Гончарова. А также несомненно русских слов: "был" и "рыло". Едва ли нас можно упрекнуть в повторе "космического ребуса". Мы с моей супругой, профессором Джосиан Белл, находим, что вторичное обнаружение Мальбарской радиообсерваторией радиосигналов, ускользнувших от общего внимания, говорит в ее пользу, тем более что сто лет назад такой же случай привел к открытию пульсаров, нейтронных звезд. Особо символичным нам представляется расшифровка нашего предыдущего открытия в инфракрасном диапазоне, оказавшимся прекрасным
После этой научно изысканной речи профессор Хьюш исчез с экрана, где снова появилась бегущая лента с записанными радиовсплесками. Одновременно послышались шумы, треск, хрипы и отдельные слова или части их с провалами звучания.
Бурунов догадался включить магнитофон.
"Обры... ра... пом... был... ну... сер... рыло...".
– Здесь что-то не так!
– заметил профессор Бурунов.
– Другой масштаб времени - это же антинаучно! Скорее отражение и искажение в космосе земных сигналов. Эффект Штермера. Начало XX века.
– Я не знаю расшифровки этого послания, но последнее слово это никак не рыло, это подпись Крылов. Папа жив!
– Тогда это факт для новой теории, - заметил академик, выразительно взглянув на внучку.
– Обрыв?
– сказала Кассиопея.
– А я думала, что в космосе гладкая дорога.
– Я лечу в Звездный комитет, - объявил академик.
– Вас, Константин Петрович, с помощью нашей математички Нади попрошу запрограммировать мой персональный биолазерный компьютер на расшифровку послания. Все-таки миллиард попыток в секунду! Разгадает!
Наталья Витальевна и Кассиопея убирали со стола нетронутые тарелки.
ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ
Мужество в несчастье - половина беды.
В. Гёте.
У костра сидели трое.
Вечер обещал быть длинным, заря долгой. Высокие облака над нежно-оранжевой частью неба казались темными, но с раскаленными добела краями, освещенными уже зашедшим солнцем. Вода в реке выглядела тихой, озерной, с отраженными в ней, перевернутыми деревьями другого берега. Причаленная возле костра лодка словно приглашала сесть в нее, чтобы перебраться туда.
Седой человек, невысокий, плотный, одетый в жесткую рыбачью робу, привстав на коленки, перемешивал деревянной ложкой похлебку в котелке над светлыми углями.
– Не беда, коль рыбы не наловивши, уху не сварим, - посмеиваясь, говорил он.
– Нам к консервам за год пора привыкнуть. А от похлебки настоящим земным духом пахнет, под стать окружающей красоте.
– Да уж красиво, чего говорить!
– низким басом заметил высокий худой мужчина в ватной, припасенной для рыбалки телогрейке. Лицо у него было длинное, скуластое и суровое.
– Но вот звезд, главное, не видно, - вздохнул он.
– И от них отдохнуть не мешает, - отозвался первый.
– Дядя Крылов, - вступил третий, тоже в робе, самый молодой, но рано лысеющий, а потому без юношеских кудрей, но с юным задумчивым лицом.
– Вы ведь так позволили себя называть у костра.
– А как же! На рыбалке - как на рыбалке! Без звезд и чинов.
– Правда, что дед ваш или прадед Крылов, кажется, Иван Кузьмич, в тайгу за Тунгусским метеоритом вместе с самим Куликом ходил? Примечательный, должно быть, человек был?