Шрифт:
Глава 1 «Ещё одно творчество»
1
Мы приехали в деревню к родственникам, деревня Курской области, а мы – нет. Брательник говорит в шутку, к чему там, я уже не помню: «А, это у вас, у орловских…!» Вот оно. Мысль посетила меня: орловские. То есть мы, и я в том числе, здесь и в данный момент простые второстепенные персонажи. Да что там говорить, мы и в собственной жизни часто бываем второстепенными персонажами.
Ну, вот например: у меня была группа. Она где-то в потенциале была, без сомнения, очень хорошая, а я был соло-гитаристом. Барабанщика я записал на диктофон, других приглашал по очереди домой и на компе, просто через линейный
Спустя три-четыре месяца остались записи, но не было ни одного живого выступления, и группа распалась. Потому что я сказал им, что я делаю всё, а они безынициативные и тянут меня вниз. (Через пару лет мы, конечно же, помирились.)
Хочешь сделать хорошо – сделай это сам. Подумать бы мне так в то время и сразу начать писать роман; ведь это так просто и понятно: я один и ни от кого не завишу. Но – нет. Музыка тогда во мне была слишком глубоко, а, как я выяснил много позже, писать и играть одновременно я категорически не способен. Ничего умнее я не придумал, как податься в другую группу.
Антоха с репбазы звонит мне: «Ну чё, вы придёте завтра?» А я отвечаю: «Нет, мы распались. А скажи мне, ни в какую группу там басист не нужен?» «А ты хочешь басистом?» «Да, давно хочу на басу поиграть». «Вообще-то нужен. В две группы. Одна играет спид-хард-блюз-рок, другая трэш-хеви-металл. Я тебе ссылочки сегодня скину».
Что за бред, трэш-хрен-блюз-металл, подумал я, но ссылки просмотрел. В первой на вокале был сам Антоха. Вроде как мощно, есть кач, грув, бодрые рифы и дикая пошлятина ни о чём. Во второй Антоха был просто-гитаристом, а с микрофоном бегал чувак, который неумело и пафосно кривлялся и так себе пел. Звоню и говорю: «Здарова, Антоша, мне понравилась та группа, где ты поёшь». «Не, мы пока в творческом отпуске, а вот вторая завтра репетирует, можешь подойти».
Я и подошёл. И как музыкант им тоже подошёл. Вокалист вальяжно сидел на пластиковом стуле с тремя ножками, курил, а в той каморке вонючей пыль, грязь, перегар, провода повсюду лежат прямо в грязи и по ним ходят.
– Мы, э-э-э…, предлагаем тебе серьёзную работу. В Орле, э-э-э…, кроме нас и не осталось уже старых групп, профессиональных, – кривлялся вокалист, про себя представляя, что ведёт серьёзные переговоры. – Поэтому ты не должен промахивать репетиции, а тут и запись альбома, э-э-э…, вот-вот может случиться, как бы.
– Ясн, – медленно смог я кивнуть, а через две недели мы уже играли на каком-то сейшене, а это уже много значит, это всегда круто, это эмоции через край, вызов самому себе, зажигать со сцены, делиться своей энергией – вот так бы я сказал, если б был похож на своего вокалиста. Я волновался, но моих партий всё равно не было слышно. Не было слышно и Антохиных соляков, а ритм-гитара ревела, как так и надо – пьяная свинья звукорежиссёр стоял у сцены, орал и строил «козу».
Именно на этом первом выступлении я увидел группу «Рассвет Луны». Три пацана и невысокая девчонка. Она стала спиной и, пока ребятки протянули первый аккорд, громко прошептала: «Мы группа Рассвет Луны». Ага, привет вам. Поехали, слова на английском, куплет в стиле реггей, а потом припев просто нахрен снёс всю башку: она заорала, захрипела, заискрилась. Харизма девочки была очевидна. О таком не думаешь: да или нет? Организм начинает воспринимать мир иначе, вся кровь сразу говорит «Вот оно», и просто задыхаешься от радости.
Где-то месяц
Пэйджу легко было быть крутым гитаристом – у него был отличный басист Джонс.
– Антоша, познакомь меня с ними, – попросил я.
– А что, хочешь сайд-проект? – сгримасничал Антоша. – А нас бросаешь?
– Да я на две группы – спокойно. Они ж крутейшие. Ты слышал, как их вокалистка поёт? Как её зовут, кстати?
– Наташа. У них репа в четверг, приходи. Там ещё и барабанщика нет, я пока заместо стучу.
– Просто вот так, бери и приходи?! – обиделся я.
– Ну да, а чё?
– Ну ты хоть предупреди, что: можно ли придёт басист, охрененный, хочет с вами играть.
Наташе было семнадцать, гитаристу Семёну – восемнадцать.
Как я понял уже на репетиции, Антоша предупредил их минут за минуту до того, как я явился. Скорее всего, увидел меня издалека с чехлом в руке и: «А кстати, сейчас придёт…»
Я сразу решил, что буду играть много нот. Под Натахин вокал и музыку, напрочь лишённую гитарных соло, это был бы лучший вариант. Первая песня называлась «Хор», что в переводе означает – шлюха. Одни и те же четыре аккорда на вступление, куплеты, припевы, проигрыш. Я извращался, как мог, чтоб разнообразить аккомпанемент: В начале ничего не играл, вступал со словами и брал ноты повыше, потом сбивочка, чтоб в мощном припеве дёргать глубокий низ, где только раз на сильную долю высоко фа, и тут же её на первом ладу для контраста.
– Ребят, а что если я в вашем проигрыше, чтоб пустовато не было, солячок на басу сочиню?
– Да! Классная идея! – вроде как даже вправду воодушевился гитарист Семён.
Я просто ликовал, это был самый ожидаемый ответ.
– До вторника? – протянул после руку Семён.
– Ну что, вы меня берёте? – улыбнулся я с такой мордой, что мне либо вообще все равно, берёте или нет, либо я так классно всё сыграл, что конечно же берёте.
– Да, всё было офигенно, почему нет.
Вот жеж гад – офигенно и почему нет – как это может быть соседями в одной фразе?
Наташка стояла рядом и улыбалась мне – «детка, тебе понравилось, как я вставил в проигрыш соло?» – они с Семёном были парой.
Помчалось время, проходили репетиции. Был я третьим лишним? Нисколько; мы занимались творчеством, это круче, чем секс. Лишним всё больше становился сессионщик Антон. Пока мы оттачивали каждый звук, всегда договариваясь о месте для импровизации, он играл как в первый раз. Его партии всегда, я подчёркиваю – каждый раз, были разными. Это раздражало, но не могло омрачить время лучших репетиций в моей… Карьере? Да, почему нет?
Я бы при всём желании не смог сказать, что Семён плохо играет на гитаре. Да, от его игры много грязного шума, он не умеет играть соло, но! Его сочетания нот (далее – аккорды), составленные всевозможным растопыриванием пальцев до четвёртого лада, звучали нагло и винтажно, и это было очень здорово.
– Что это за аккорд? Как тут играть, смотри, тут рэ или подняться на фа?
– Я не знаю, давай посмотрим, как лучше звучит.
То, что наступит конец рабочего дня, и я буду свободен, я знаю. Хоть и трудно в это поверить, но это произойдёт в любом случае. А вот в то, что на меня вдруг свалится счастье, я уже не уверен. Хотя вот в данную минуту – здесь и сейчас – и счастье, и конец рабочего дня кажутся одинаково недостижимыми. Но всё равно немного приятно ждать, когда ты, свободный и чёткий, проденешь руку в гитарный ремень и дёрнешь струну, типа пробуешь на ощупь.