Дополнительный прибывает на второй путь
Шрифт:
Сабодаш за столиком разговаривал с женщиной в очках, которую Денисов видел у места происшествия. Теперь на ней была серебристая кофточка скороткими рукавами, расклешенные брюки.
– Ну, я пойду, - бригадир взял бутылку кефира, пошел к двери. Милости прошу, когда надо.
– Не забудьте про объявление по радио...
– Все сделаю. "Пассажиров, проходивших ночью через одиннадцатый вагон, приглашают к бригадиру поезда..."
Денисов подошел к столику, Антон подвинул ему стул, представил:
– Денисов, инспектор. Марина.
Женщина
– Ужасный сон! Честное слово...
– Она чувствовала себя неважно, за массивной оправой Денисов заметил круги.
Заказ у Денисова принял директор вагона-ресторана, он же буфетчик, с печальными глазами, двумя рядами золотых зубов и короткой челюстью.
– Есть почки, гуляш...
– Он натянуто улыбнулся.
– Редко принимаем у себя сотрудников столичной транспортной милиции... Прямо беда...
– Здравствуйте!
– Денисов видел его впервые.
– Пожалуйста, почки. Творог есть?
– Сметана очень свежая... Творога нет. Мне обо всем известно: дикий случай! Нет слов!
– Тогда сметаны. И чай. Хлеба три кусочка...
Заказ директор передал официантке, сам занял место за буфетом.
– Пробки починили?
– Антон не знал про распределительный щит.
– Порядок.
Сабодаш пододвинул блокнот, в котором делал записи.
– Посмотри пока.
Денисов пробежал глазами конспект.
"Марина... Двадцать шесть лет. Образование высшее. Младший научный сотрудник НИИ. Город Сумы. Замужняя, двое детей, муж - кандидат наук, работает там же. В Москве проездом двое суток, знакомых нет. Едет отдыхать на Каспий. Ночевала в гостинице "Южная". Ужинала на вокзале. В купе вошла второй, после Ратца. Попутчиков не знает. Пересказать содержание разговоров в купе затрудняется: ничего существенного. Считает, что Толей был против комнатных собак. Денег потерпевшего не видела. Когда погас свет, стояла в коридоре. Кто закрывал дверь в купе, не знает. Уснула сразу..."
"Не знает", "не помнит"...
– заметил Денисов.
Официантка поставила перед Денисовым стакан со сметаной, хлеб.
Марина продолжала прерванный разговор с Антоном:
– ...Выезжаем обычно по пятницам. С детьми, с мужьями, с мангалами. "Москвичи", "Жигули", "Запорожцы" - целый кортеж...
– Они говорили о чем-то, не имевшем отношения к сто шестьдесят восьмому дополнительному, к Голею.
Денисов позавидовал Антону: сам он, приступая к расследованию, уже не мог думать ни о чем постороннем.
– ...В Сумах в это время столпотворение: пыль, автобусы, - она словно видела жаркие улицы, заполненные людьми тротуары родного города.
– Негде яблоку упасть... А у нас, на реке, зелень, кузнечики стрекочут!..
Наискосок, через два столика, спиной к двери сидел Ратц. Денисов увидел голый стариковский череп, узкие плечи подростка. Старик безвкусно жевал.
Дальше, к выходу, Вохмянин в ожидании официантки листал журналы.
– Раскладываем
– Марина сожалела о чем-то, окапываемся на случай дождя. И вот уже дети бегут за хворостом, собаки лают, трещит костер. А мы: кто моет овощи, кто с шашлыками... На закате мужики удят, мы кормим детей, собираемся к костру. Иногда до утра сидим. В институте завидовали нашей компании...
У буфета появился официант-разносчик, верзила, которого Денисов видел утром в малом тамбуре, когда выносили труп. Парень что-то сказал директору-буфетчику, прошел в раздаточную. Вскоре он показался с корзиной, полной поездной снеди. Директор на ходу сунул ему в куртку накладную.
– ...Так чудесно, честное слово! Песня есть...
– Антон был из Бийска, там же, перед тем как поступить на истфак, закончил курс вечернего Алтайского политехнического.
– "Где свиданья назначали у рябины, где тайком курили в балке у реки..." Ничего особенного! Ни автора не знаю, ни названия...
– Он покатал хлебную горошину.
– И ничего похожего не было! И свиданий не назначали, и курить начал уже после армии. Никаких рябин, только секция тяжелой атлетики...
– Антон улыбнулся.
– А собираемся вместе бывшие однокурсники - и лучше песни нет!
– Прекрасно понимаю!
Денисов подождал, пока они отойдут от воспоминаний.
– Что Голей имел против собак? Что вы запомнили?
Марина вспыхнула, поправила очки.
– По-моему, он интересовался, не видели ли мы в поезде собаки. Мне было плохо слышно: я стояла в коридоре.
Денисов предпочел уточнить:
– В коридоре? Значит, было два разговора?
– Реплика и продолжение. Несколько слов.
– Но собакой интересовался Голей?
– Да, он начал разговор...
– Марина подозвала официантку.
– Убийца принимал в расчет, что пассажиры большую часть ночи провели на ногах...
– вздохнул Антон, когда Марина вышла.
– Свидетели мало что запомнят.
Ратц за своим столиком тоже расплатился с официанткой.
Денисов поднялся, подошел к директору-буфетчику.
– У меня просьба...
– Я слушаю вас, - директор нервничал.
– Кто-то, возможно, попытается разменять сторублевые купюры. Надо поставить нас в известность.
– Уже разменяли, - он поскучнел.
– Перед завтраком. Две штуки.
– Не запомнили менявшего?
– Тот пассажир...
Денисов встал боком к стойке, теперь он мог, не привлекая внимания, обозревать салон.
– Видите? В куртке, у двери. Занят чтением!
В ожидании официантки спокойно листал журнал Вохмянин.
– А как быть с купюрами?
– Директор поколебался.
– Выручку сдать?
– Пока отложите.
В окне плыли невысокие увалы. Железнодорожный путь ненадолго нырнул в ложбину и вынырнул у маленького домика, рядом со стогами. Через секунду-другую показался высокий недостроенный забор, гора силикатного кирпича. По другую сторону вагона-ресторана маячила церквушка-пятиглавка.