Шрифт:
Допустим, я признаюсь
Почему нельзя уехать куда-нибудь на Мадейру и быть счастливым? Почему мы так несвободны в своей земной жизни, ведь каждому по праву рождения принадлежит планета – но мы не знаем об этом праве. Напротив, нас так берегут от Мирового океана, стараясь с самого первого дня утопить в чахлом болотце иллюзий, в котором мы пребудем до конца своих дней. А там, на глубине этой душной жижи, нас опутывают водоросли-привязанности, неразрывные канаты, которыми мы будем всю жизнь оправдывать нашу немощь и страх. И многие из нас так и не поймут, что их удерживало в этом болотце, не отделят зерна от плевел – любовь к человеку от пожизненной устроенности в потоке, в толпе, уютной, как одеяло, и убийственной, как подушка душителя. А потом мы удивляемся: что нам ни дай – все мало… Человек лишен самого главного. Разве можно с этим смириться и не искать свою взлетную полосу?
Эмоциональный
Он не мог остановиться и проигрывал в памяти причины и следствия, которые привели его сюда, в эту воронку обстоятельств. Закрутило тогда крепко и красиво, и он бросился со всех ног на обманку блесны в бездне, забыв запереть за собой дверь дома. Впрочем, домом он свои времянки не называл – скорее, лежка, пристанище, крыша над головой… что, кстати, не умаляло их достоинств. Скажем, эстетических. У него был тайный сговор с гением места. Преступный роман с подворотней. Преступный лишь по отношению к самому себе.
Что, конечно, скрытая пружинка происшедшего. Чуть теряешь бдительность – и ты в лапах старинной компании. Десять жизней назад это была его родная банда – и вот она возникла перед ним, словно симпатично состаренная временем фата-моргана. Закадычным друзьям мы быстро прощаем износ, лишь бы внутри не менялись. Они поймали Вавилова сетью и позвали на Новый год. Не смешите мои тапочки, подумал угрюмый нелюдим, неужели кто-то еще празднует эту дребедень?! Ему в ответ крикнули: «Приходи, Фидель, и испорти наше санта-клаусовское трепетное настроение как нежную целочку!» И он, как последний дурак, накупил дорогущих конфетно-игрушечных свертков в стильной английской лавке, где набор носовых платков стоит ползарплаты…
Это была опасная встреча. Когда сразу прошибает жар перевозбуждения и ностальгического хохота, а ведь еще даже не разлили. Надо бы одуматься, собраться с аргументами и вовремя незаметно улизнуть. Ничего хорошего не жди, когда сразу так хорошо… Кто были все эти люди? Можно сказать, что Вавилов их уже не помнил. Не помнил, но любил всех, оптом, ничего личного – только молодость. Шикарная Белкина потолстела, но не утратила едкого шарма. Сказала, что встретиться спустя годы с таким самцом, как Фидель, – это как проверить на зубок собственную сексапильность: насколько она утрачена и раздувается ли фитилек, как раньше! Вавилов давно не вспоминал свое юношеское прозвище – Фидель, потому как Федя, дань хипповой моде, – и не был готов к таким авансам. Он боялся напористых провокаторш и решил держаться поближе к Оле с Сашей, гостеприимным хозяевам, тихой симпатичной семейной паре. Они потягивали политкорректный невкусный брют, но стол, увы, ломился от яств и алкоголя, и каждый наливал себе все, что хочет. Вавилов стыдно, не по-мужски быстро достиг кондиции доверительности, и его подмывало спросить, правильно ли он помнит, что Сашка подрабатывал рэкетиром – недолго и нешибко, а Оля стриптизершей. Ему казалось, что в сложившейся этим вечером-ночью обстановке вопрос вполне уместен.
К счастью, можно было отвлечься едой. На кухне прислуживал повар, дельный дружелюбный парень, разговорившись с которым Вавилов узнал, что тот играет по будням в джазовом клубе… как тут не вспомнить Россини и его «вот в чем я действительно мастер…». Повара, кажется, привел с собой Олег, размашисто басивший над застольем и раздающий ради хохмы юморные визитки, в которых значилось «арт-директор развлекательного центра „Альфонс“». В первую очередь регалии были приписаны Максу, что всех вульгарно тонизировало, а Вавилов, видно, был не в теме. Почему Макс альфонс? Он же вроде независимый теневик-отшельник на велике, отучился в свое время в Институте нефти и газа, что дало ему многообещающие полезные связи. Зачем ему жить за счет одной женщины, если он в состоянии тихо открутить краник в хитросплетенном подбрюшье финансовых потоков родины?
Чтобы Вавилов слишком не задумывался, Олег и его допрашивал на предмет нынешних занятий и заработка, и когда услышал «психогеограф», то покровительственно предложил вакансию администратора. Вавилов не вслушивался, что и где ему предлагалось администрировать. Может, и зря – Олежек всегда был хотя и нелеп, но дружественен. Жаль, что не было Орлуши – она бы все разъяснила. Но понесла ее нелегкая на океан, одинокую йогиню…
Были в основном все свои, разумеется. Кроме опоздавшего Макса, с губной гармошкой пришел, конечно, спившийся Игорек с новой подругой – молодой приблудной Анжелой, которой сразу стало стыдно за спутника, и она испуганно секретничала с Оленькой, хозяйкой дома. Но игру затеяла как будто не она. Тогда кто? Кто-то ведь объявил о ее начале, кто-то принес лимонный пирог, кто-то углубился в историю обычая голосом… Голос! Здесь собака и зарыта. Бесполый и безликий голос. Плоский, словно щелчок по дешевому пластику. А физиономия – в маске. Еще бы клоуна привели,
И все с ним почему-то соглашались. Девочки хотели вспомнить юность и утопить пепел своих желаний в бокале с шампанским. Мужики мерялись друг с другом денежным фаллосом. Все объяснимо, но Вавилов ждал от своих… другого. Его заранее тошнило от праздничных массовиков-затейников и игр, которые они предлагали в подвыпивших компаниях. По его разумению, мало-мальски развитых детей и то должны раздражать подобные затеи, ведь даже обезьяны умеют сами себя развлечь… Но правила, оглашенные ряженым пластиковым Голосом, доFлжно было соблюсти неукоснительно: кому достанется кусок пирога с сюрпризом, тот бобовый король и раздает всем задания на новогоднюю ночь. Такой вот далекий фламандский обычай. Едрить твою в ёршик! Может, еще Снегурочку покричим? Разумеется, Вавилов принял это за глупую шутку. А все было всерьез.
И кстати, никому он настроение не испортил. Не успел.
Потому что бобовый король взял пьяного Фиделя за шкирку и спустил с лестницы в черную дыру. Почему и кто решил его наказать таким странным образом? В разгар праздника ему в голову не пришло прислушиваться, кому выпал жребий разбрасывать жребий. Но поневоле он запомнил эту мизансцену. Роковой кусок пирога достался… помощнице повара. Расторопной девушке Полине, которая посматривала на тех, кому прислуживала, с овечьей прохладцей. Так смотрят на мир дети подзаборных алкашей: кажется, что это пассивная агрессия – на самом же деле глухая и въевшаяся в подкорку защита. А если их разговорить и дать понять, что ты к ним не по-скотски, то может открыться такой мил человек…
Но все эти идиотские задания придумала, конечно, не она. Кто-то ей услужливо подсунул шпаргалку, по которой она, деревянно смущаясь, зачитывала указания. Самый большой ажиотаж вызвали задания для Олега и Макса: одному – пойти на улицу и добыть в виде трофея женский аксессуар, любой и любым способом, а другому – переодеться в женские шмотки – используя добычу товарища, и пойти к соседям попросить огонька. Голос в маске услужливо предоставил реквизит. Олечка и Анжелика – косметику. Саша радостно вспомнил щадяще скабрезный анекдот про переодетого в мини-юбку Шерлока Холмса. Полина светилась в его сторону простодушной улыбкой, и, помнится, тогда у Вавилова мелькнула какая-то догадка про нее, но и тут же канула в потоке пьяного сознания. А потом очередь дошла до его персоны, и он пожинал хищное ехидство Белкиной, которая пришла в восторг от самой идеи легкого праздничного возмездия – отправить бабника Федю к брошенной им женщине. Прямо на десерт, без звонка. Мы уже забыли, как это – вваливаться к бывшим с бутылкой без звонка и приглашения. Это-де возрождение традиции, целого пласта национальной культуры! Вавилов слушал всю эту пургу и ушам не верил. Белкина, что с нее взять… «Белочка, ну какой из меня бабник. Я типичный мужчина средних достоинств». «Тогда просто сходи в соседний дом и выпей шампанского с бывшей подругой! А нам помаши из окна».
Вавилов ничего не мог понять: какое окно, зачем?! Какая бывшая подруга? Он никогда здесь не был! Но пьяная толпа идиотов злорадно вопила «Фас». Или она, в отличие от провозглашенного Казановы, была не такая уж и пьяная… Люди, которых он любил двадцать лет назад, превратились в дурной сон.
И тогда с веселой мстительной злостью Вавилов рванул дверцу хозяйского холодильника и выхватил первую попавшуюся шампанскую бутыль и один из шикарных тортов несуразной вытянутой формы – словно камень Самсонкин гроб, достопримечательность вавиловской родины. Пускай пожертвуют жратвой, раз им захотелось пошутить! Но никто и не перечил, все были в плебейском предвкушении какой-то пошлой интриги…