Дорога домой (сборник)
Шрифт:
Комаров говорил и говорил, Миша слушал его, не перебивая, лишь несколько раз вставал из-за стола, чтобы долить им горячего чая, да опорожнить полную окурков пепельницу. За окном уже светало, но день обещал быть хмурым – небо было затянуто тучами, через которые солнце никак не могло пробиться.
В этом ночном разговоре вспомнилось и было выплеснуто наружу всё, что происходило в те годы на комбинате и вокруг него, что Комаров долго держал в себе, и что знали только его самые близкие соратники. Как с подачи вице-губернатора появились у него в приёмной добренькие московские ребята из банка «Экотеп» и привезли в чемоданах кучу денег, взяв с него только простой вексель, а потом ещё и ещё. Как через несколько месяцев эти векселя, как-то вдруг, обросли процентами и превратились в неподъёмный долг, который потом пришлось реструктуризировать, отчего задолженность только выросла. Как эти ребята, в качестве компенсации, практически вынудили его продавать через комбинатовские АЗС их «левые» нефтепродукты, и какие огромные деньги, в основном так называемые «неучтённые»,
Комаров рассказывал, как хорошо и спокойно работал и расширялся последние два года комбинат, подминая под себя наиболее лакомые куски из разваливающихся промышленных и транспортных предприятий области, постепенно превращаясь в крупный холдинг, хорошо сбалансированный и управляемый, с мощной производственной базой и исправно уплачивающий налоги и в федеральный, и в местный бюджет. Комбинат стал заметен на фоне еле дышащей экономики не только области, но и страны – зачастили журналисты, появились блестящие репортажи о нём, как бывшем директоре, а теперь уже Президенте крупной российской компании, его фотографии в серьёзных газетах и журналах, его интервью на телевидении стало привычным делом. Он стал узнаваем.
А недавно, где-то с апреля, всё изменилось. Началось всё с того, что незадолго до проведения ежегодного собрания акционеров, банк «Экотеп», превратившийся к тому времени в крупную финансово-промышленную группу под тем же названием и владеющий вместе с ним, Комаровым, в совокупности контрольным пакетом акций комбината, потребовал, причём в достаточно категоричной форме, перераспределения пакета в их пользу. Комарову припомнили все его старые обязательства, всплыли и документы трёхлетней давности: векселя, договоры займа, расписки, и даже аудио-видео записи тех времён, о которых он и не подозревал. Комаров, конечно же не соглашался, стал на дыбы (по его же собственному выражению), долго упирался, приводил свои аргументы, но, под давлением обстоятельств вынужден был пойти на уступки, и прямо там, у себя в кабинете, в присутствии нотариуса, который был приглашён его оппонентами заранее, подписал все документы, в мгновение ока потеряв двадцать процентов акций. Его, конечно же успокаивали, говорили, что у него и так осталось немало – одиннадцать процентов, что этого вполне хватит ему, обещали сохранить за ним место Президента компании, даже предложили прямо сейчас подписать трёхлетний контракт, с достаточно высокой зарплатой и годовым бонусом. Отказываться он не стал.
В конце июля у него была встреча с губернатором. После совещания, посвящённому предстоящему проведению Дня Города, тот попросил Комарова задержаться, пригласил к себе в комнату отдыха – выпить чаю и поболтать, как он тогда выразился, о жизни нашей грешной да судьбе безутешной. Но разговор пошёл совсем о другом. Губернатор начал издалека:
– Вот вспоминаю я часто, Владимир Сергеевич, то время, когда ты у нас тут работать начинал, как тогда меня Титов покойный уговаривал, да что там уговаривал, просто поставил перед фактом, что ты партии здесь нужен, а ведь тогда, в восемьдесят девятом, партия ещё в силе была. Использовал он свои старые связи в ЦК, надавил, а где-то уговорил, убедил, навязал своё мнение, как я ни противился. И знаешь, что я тебе скажу? А скажу я так – ни капельки не жалею, что согласился. Молодец ты оказался, не подвёл меня, а теперь вот ты и комбинат – гордость области, флагман, пример для других, опора наша. Слушай, Володя, у меня к тебе предложение – переходи ты ко мне замом, всю промышленность области будешь курировать. Ты всех знаешь, тебя все знают. Тем более, что через полтора года выборы у нас, мне уже седьмой десяток пошёл, да и устал я – шесть лет Первым секретарём оттрубил, теперь вот губернатором уже второй срок тяну, а за полтора года я тебя подготовлю. В верхах я твою кандидатуру уже проговаривал, у них возражений нет. Ну как, согласен?
Комаров удивлённо молчал, не зная, что ответить. Покряхтел, отхлебнул чая, помотал головой, словно в недоумении, вздохнул тяжело, выигрывая время, изобразил на лице наивную улыбочку, и произнёс:
–
– Нет, Владимир Сергеевич, в поддержке своей я тебе не отказываю, – теперь губернатор смотрел Комарову прямо в глаза, – наоборот, спасти тебя хочу, а поскольку и я тебя тыщу лет, как ты выразился, знаю, то прими мой совет – дай согласие и переходи ко мне замом. Я с понедельника в отпуске, подлечиться надо, а ты пока думай. Если что – звони, телефон мой секретный ты знаешь. А с этими мальчиками, как ты их называешь, бороться сейчас бесполезно, я уже пытался эту ситуацию прокачать, но мне в Москве так по рукам дали, что до сих пор больно. Связи у них там, наверху, очень серьёзные, да и интересы, судя по всему, общие. К тому же не все, кто сейчас у руля, результатами приватизации довольны, значит, передел грядёт. Ты ведь отказался отдать свой личный и коллективный пакет акций им в управление? Отказался! Значит, нарушил их планы, а они сейчас всё самое «вкусное» в экономике, интегрируют, как они сами выражаются, а по сути – присваивают, под себя подгребают. Ты же понимаешь, что мне, как губернатору, тоже не выгодно управление в Москву отдавать, тогда они и налоги там платить будут, а не у нас. Но поделать пока ничего не могу, вот и тяну с решением.
Губернатор замолчал, встал со своего кресла, прошёлся по комнате туда-сюда, подошёл к окну и продолжил:
– Стало быть, думай, и я думать буду. Никаких шагов пока не предпринимай – это моя просьба. Надеюсь, что за то время, пока я в отпуске, ничего не произойдёт.
На том они и расстались три недели тому назад. Сейчас, рассказывая Мише об этих событиях, Комаров снова разнервничался, снова начал испытывать внутреннее беспокойство, даже раздражение. Он замолчал, замер за кухонным столом, крепко обхватив голову руками. Потом, словно очнувшись, вскочил, начал ходить, стараясь успокоиться. На улице рассвело, но солнца по-прежнему не было видно, небо затянули тучи, накрапывал дождь. Комаров посмотрел на часы, они показывали шесть утра.
– Давай, Миша, поспим пару часиков, если удастся, конечно, надо отдохнуть, а потом к встрече гостей готовиться будем.
Комаров вышел из кухни, прихватив с собой пару сигарет и коробок спичек, и пошёл в спальню. Но уснуть ему опять не удалось. Он лежал в кровати, ворочаясь с боку на бок, укрывался простынёй с головой, потом сбрасывал её с себя, снова заворачивался в неё, снова сбрасывал, взбивал подушки, пытался даже уснуть, полусидя, закрывал глаза, считал до ста, потом до тысячи, но уснуть не мог. Раздражение нарастало. Комаров вышел на балкон и закурил. Стоял, облокотившись на перила, вдыхал утренний лесной воздух, слушал звуки просыпающегося леса.
– Пойду-ка прогуляюсь, – подумал он. Наскоро оделся и, стараясь не шуметь, спустился вниз. Дверь в гостевую комнату, рядом с кухней, была полуоткрыта и оттуда слышалось посапывание крепко спящего Миши.
Комаров на цыпочках прошёл в прихожую, сунул босые ноги в короткие резиновые сапоги, снял с вешалки дождевик и, бесшумно прикрыв дверь, вышел на крыльцо. На глаза ему попалась плетёная корзинка для грибов, он прихватил её и направился через калитку в заборе, что ограждал заднюю сторону его участка, по еле заметной тропинке в лесополосу, шириной с полкилометра, отделяющую и дачный посёлок, и соседнюю деревню от шоссе.
Грибы стали попадаться сразу, он пожалел, что не захватил нож, но возвращаться не стал, аккуратно вынимал их из влажной, поросшей мхом земли, чтобы не повредить грибницу. Корзинка наполнялась маслятами, крепенькими сыроежками, попадались подосиновики и подберёзовики, а вот белых не было. Дождь закончился и в просветах между уходящими на запад тучами появилось солнце, его первые лучи упали на влажную землю, лес задышал, в низинах клубился туман, воздух наполнился запахами прелой листвы, грибов и хвои. В наглухо застёгнутом дождевике Комарову стало жарко, он его скинул, взял в руки и решил передохнуть, перекурить, одна сигарета и коробок спичек лежали в кармане куртки. Он закурил, и с наслаждением выпустил вверх облачко дыма. Немного кружилась голова – толи от свежего лесного воздуха, перенасыщенного кислородом, толи от многократных наклонов и приседаний, которые он вынужден был делать, собирая грибы, толи от бессонной ночи. А может и от всего этого вместе. Он стоял и курил, прислонившись к сосне, думал, как хорошо будет сегодня к ухе и шашлыкам подать гостям ещё и картошки с грибами, да под водочку. Он обдумывал, как правильно построить разговор с Фомой, тем более, что тот обещал привезти с собой, как он выразился, своего шефа из Москвы, который всё решает. Он уже докуривал сигарету, а любил он докуривать до самого фильтра, как вдруг ему послышалось, что прямо за спиной, в лесу, как будто хрустнула ветка. Комаров бросил окурок на землю, растёр его подошвой сапога и втоптал в землю. Внимательно посмотрел посмотрел в глубину леса. Ему показалось, что недалеко, метрах в двадцати от него, среди кустов он заметил человеческую фигуру. Или только показалось? Додумать не успел – стрела из мощного охотничьего арбалета ударила его точно в сердце, усики наконечника гарпунного типа раскрылись, и разорвали сердце в клочья. Умер он мгновенно.