Дорога домой (сборник)
Шрифт:
– Привет! – процедил я, умываясь уже тёплой водой. – А дети где?
– Купаться пошли с утра, уже вернуться должны с минуту на минуту. Хотели тебя разбудить, но я не разрешила. Ты во сколько вчера улёгся, под утро, поди? Вот и встал разбитый, весь день теперь насмарку. Говорила я тебе, не засиживайся с ним, он кого угодно заговорит, болтун чёртов. А вы как начали вчера с ним спорить про политику эту – прямо уши вянут! Вон утром, смотрю, банка – то из-под вина пустая стоит. Неужто, думаю, они три литра выпили? Точно выпили! Я этого твоего Валерку больше на порог не пущу!
– Ты о ком, Лена? – спросил я жену, вытираясь полотенцем. –
– Вот, вот! – Жена начала заводиться, – Вот я и говорю, вино – то прошлогоднее вы вчера с Валеркой пили? Прошлогоднее! А что я делаю, чтобы вино в подвале за зиму не скисло? Правильно – спиртика, да сахарку туда добавляю. А вы, черти, трёхлитровую банку с вечера уговорили. Купаться он ходил, во сне, что ли?
– Подожди, подожди, я сейчас. Сейчас я тебе докажу! – я почти бегом влетел на веранду, схватил свои главные доказательства – бинокль, сигареты «Ява» и газету «Правда» – и вернулся.
– Вот, смотри! Я когда-нибудь такие сигареты курил?!
– Ты нет, а Валерка твой только такую дрянь и курит!
– Сейчас сама попробуешь, это только на вид «Ява», а на самом деле тут вирджинский табак высшего качества, бумага и фильтр импортные, сигареты эти из «Госрезерва». Знаешь, кто мне их подарил? – тараторил я без умолку, пытаясь прикурить. Зажигалки под рукой не было, а спички ломались одна за другой, да к тому же попадались и сырые. Наконец мне удалось закурить, я глубоко затянулся и …закашлялся! Облачко сине-серого, вонючего дыма повисло в воздухе.
– Вот – вот, именно такими твой Валерка вчера и благоухал, даже ни одного комара вокруг вас не летало, когда вы с ним за вино принялись. Знала бы, убрала подальше. Допились до чертей, вот сигаретами и поменялись.
– Подожди, – не унимался я. – А бинокль откуда? Знаешь, что я в этот бинокль сегодня утром видел? Я фрегат видел, он на рейде стоял, «Адмирал Макаров». Может, ещё и сейчас стоит, поехали, посмотрим.
– Бинокль, говоришь? Откуда взялся, спрашиваешь? Дурак ты, Виталик, и сынок наш в тебя пошёл – тоже дурак! Бинокль этот мы тебе на день рождения купили, или ты забыл, что у тебя завтра день рождения? Вроде и спрятали надёжно, на веранде, я же сама его в коробке на антресоли убирала, а Серёжа помогал мне. Это он тебе его показал? Или ты сам рылся?
Жена уже не просто завелась, она уже вся дрожала, лицо пошло пятнами, на глазах показались слёзы, дыхание сделалось прерывистым. Скандал разгорался, аргументы мои не только не подействовали, но наоборот – только ещё больше распалили её. Да и сам я уже начал сомневаться в том, что видел своими глазами не так давно. Был ли фрегат? Была ли «Волга»? была ли встреча с…ну, да, с президентом.
Хлопнула калитка – вернулись дети. Весёлые, счастливые, говорливые.
После обеда я опять пришел в свою беседку в поисках сигарет. На подоконнике обнаружил полупустую пачку «Мальборо», а когда полез в карман за зажигалкой, краем глаза заметил на полу газету. Я поднял её – это была «Правда» за 7 ноября 1987 года, пахнувшая свежей типографской краской…
Виталий замолчал. В глазах его стояла неподдельная боль.
– Ну, и что ты об этом думаешь? – спросил он меня через какое-то время.
Ответить
Через неделю я решил повидать своего товарища. Рассказанная им история не выходила из головы. Несколько раз я набирал номер его мобильника, но телефон не отвечал. Вечером, когда спала жара, я отправился к его дому. На калитке висел замок. Поговорив с соседями я выяснил, что Виталий Селезнёв заболел. Внезапно стало плохо, и «Скорая» увезла в больницу. Семья в городе. На следующий день я собрался его навестить. Заехав на рынок, я купил свежие фрукты, цветы и бутылку коньяка. Больницу я нашёл без труда и, выяснив в регистратуре, что Селезнёв лежит в палате номер семнадцать на втором этаже, направился туда. Я приоткрыл дверь, палата была одноместная. На кровати лежал человек, очень отдалённо напоминающий Виталия. Глаза его были широко открыты, но смотрели они в пустоту. В них не было жизни. У постели сидела женщина, она держала больного за руку и что – то шептала, низко склонившись к его лицу. Я вошёл, кашлянул, женщина взглянула на меня.
– Что вам?
Лена не узнала меня, да и я не узнал бы её, встретив на улице. Глаза погасли, лицо пожелтело, губы мелко дрожали.
– Вот, узнал от соседей, что Виталий приболел. Фрукты принёс. Как он?
– Как он? Да он уже третий день в коме. Извините меня, я не могу сейчас с вами разговаривать.
Я смущённо прикрыл дверь, так и не отдав фрукты и цветы, и направился по коридору в поисках дежурного врача. Нашёл я его в ординаторской. От него я и узнал, что у Виталия онкология, последняя стадия, и что осталось ему жить дня три – четыре.
На выходе из больнице я обнаружил, что пакет с фруктами и цветы до сих пор держу в руках. Не долго думая, я подошёл к окошку регистратуры и протянул всё это богатство чистенькой, улыбчивой старушке.
– Это вам.
Вечерело, в больничном дворе пахло листвой, пылью, чем – то тревожащее сладким, как всегда пахнет вечером в южном городе на исходе лета. Гуляли больные, многие с родственниками. Смеялись, плакали, жевали, курили. Даже целовались на скамейках за деревьями. Жизнь продолжалась. А у Виталия Селезнёва жизнь заканчивалась.
На похоронах народу было не очень много. Соседи по дому и даче, какие-то дальние родственники, знакомые да несколько любопытных. Родных на этом свете почти не осталось, а сослуживцев и товарищей из Питера и Северодвинска, наверное, не успели позвать. Не до того было. Слишком сильно это горе ударило по маленькой Виталькиной семье.
Отпевали прямо на кладбище. Когда гроб уже опустили в землю, а женщины в голос отплакали своё, к могильному холмику понесли цветы. Я подошёл в числе последних с красными розами. Раскладывая аккуратно цветы я наткнулся взглядом на большой, какой-то нездешний венок из свежих хризантем. Среди белых и красных мохнатых головок я рассмотрел ленточку от матросской бескозырки. На ней было написано: «Адмирал Макаров».
Я огляделся по сторонам, но не заметил ничего необычного. Тогда я поспешил к воротам кладбища. За ними я заметил «Волгу». Её светло-бежевые бока ярко блестели на солнце. Мотор работал, тонированные стёкла были подняты. Я решил подойти поближе, пытаясь найти ответ на вопрос Виталия, заданный мне совсем недавно. Я уже почти приблизился, когда «Волга» мягко тронулась и исчезла среди деревьев, оставив после себя запах черёмухи, «Шипра», гуталина. Запах детства Виталия Селезнёва. И моего детства тоже.