Дорога домой
Шрифт:
Единственным человеком, по-прежнему кидающим на Алексея злобные взгляды, остался тот самый лейтенант, с которым повздорил в день прибытия. Алексей навёл справки и весьма удивился, узнав, что коррекцию нервных окончаний, в коей Алексей сразу заподозрил лейтенанта, тот никогда не делал. Сделавший подобную процедуру Алексей, и до неё считавшийся умелым бойцом, для подготовленных, но всё же простых пехотинцев стал недосягаем. Поняв, что лейтенант не соперник, Алексей успокоился и перестал обращать на него внимание. Далее пришлось пропускать мимо оскорбительные реплики, но за последнее время делать это у Алексея получалось всё лучше и лучше.
В остальном же жизнь в заключении показалась не вылезающему из боёв Алексею весьма недурственной. Здесь оказалось всё, о чём человек в его положении может только мечтать. Всё, начиная от меню ресторанного типа, спортзала, полной свободы действий в пределах комплекса и заканчивая терминалами связи, подключёнными к единой республиканской информационной сети.
Алексей знал, очень скоро такая жизнь достанет до печёнок, поэтому не вдавался в крайности, а использовал данные блага так, чтобы не слишком быстро к ним привыкнуть. В неволе тоже сложились свои традиции. Каждый вечер обитатели кубрика под номером двадцать два садились за весьма занимательную настольную игру.
— Всё, отыгрался, — бросил Тилл потерянную фишку, — вот, Лёша, сяду я завтра перед тобой и тоже испорчу вечер.
— Сержант, либо молчим, либо спим, — обрубил ротный стенания Тилла.
Внезапно в коридоре и кубриках вспыхнул общий свет. Ожившая громкая связь разнеслась по блоку громом щелчков и шорохов, а затем явила голос начальника исправительного комплекса.
— Внимание, заключённые, — рвал динамики знакомый баритон, — приказываю немедленно одеться и построиться в коридоре. — Динамики замолкли, но в блоке по-прежнему стоял грохот. Четыреста человек, вскочив с коек, кинулись к вещам. Неторопливо поднявшись, Алексей глянул на часы. Явление начальства в третьем часу ночи ничего хорошего не сулило. Выйдя в коридор, он послушно влился в растущую шеренгу.
Сразу отметил, что солдаты конвойной службы, появившиеся в блоке с началом представления, заметно напряжены. Привычная вальяжность конвойных на этот раз в глаза не кидалась. Хмурые, озабоченные лица резко контрастировали с тем, что привык обычно видеть. Кольнувшее в сердце предчувствие подтвердила непривычная тишина. В блоке по-прежнему грохотали четыреста пар рук и ног, но с языков конвоиров не сорвалось ни звука, ни замечания, обычно сыплющихся с поучающих уст как из рога изобилия.
Когда самые медлительные влились в шеренгу, в блоке появился начальник.
— Внимание. — Невысокий, поджарый подполковник разом пресёк бродившие по шеренге разговоры. — Все объяснения на борту корабля. Сейчас без суеты, но быстро грузимся на челноки. Личные вещи оставить. Выводите, — приказал он начальнику конвоя и первым шагнул из блока.
Улица встретила взглядом холодных звёзд, цепью заключённых из соседнего блока, грохотом двигателей и скользящими к земле тенями челноков. Заранее открытые десантные люки, соревнуясь в яркости с бьющими вниз реактивными потоками, выделялись электрическими пятнами на тёмных, слившихся с ночью корпусах. Первый челнок коснулся бетона, и замершие было цепочки заключённых устремились к створам десантных люков.
Двигавшийся в конце строя Алексей грузился в числе последних, поэтому мог видеть, как в ожидании командира неподалёку строилась рота конвойной службы. На всех без исключения лицах разглядел печать тревоги.
— Грузимся, — скомандовал начальник исправительного комплекса, чем окончательно убил мелькавшую на лицах конвоиров надежду, — по отделению на челнок, быстрее.
Тяга взлёта давила к полу, однако растущая сила притяжения не помешала кому-то из заключённых обратиться к одному из конвоиров:
— Как звать?
Не получив ответа от молодого парня, которого Алексей часто видел в их блоке, заключённый толкнул того в плечо и повторил вопрос.
— Что? — встрепенулся очнувшийся от дум конвоир и, не понимая, чего от него хотят, уставился на разжалованного ветерана.
— Я говорю, звать тебя как?
— Артём, — дёрнулось лицо парня, — а что?
— Да хотел, Артём, у тебя спросить, что происходит?
— Официально ничего не объявляли, но связисты чешут, что где-то вахны пробились, вот туда и кидают всех кто под рукой оказался.
— Опять, значит, дыры нами латать будут, — озвучил сержант давно посетившую каждого мысль. — Да, Артём?
Вытянув руку, сержант вновь встряхнул отвернувшегося было парня.
— Да ладно, давай поболтаем, — прилип он к солдату, — скажи, Артём, сколько тебе лет?
— Двадцать три.
— А как получилось, что ты, Артём, нас, грешников, перевоспитывать взялся? Нет, ты не подумай, — видя вмиг нахмурившееся лицо солдата, выставил он перед собой ладони, — я не смеюсь, работа есть работа, просто интересно. Да ладно ты, — вновь слегка ткнул он парня в бок, — за время, что я тут сижу, ты лично зачитал мне не один десяток моралек. Согласись, я имею право знать, как поучающий меня человек к этому пришёл.
— Моё образование связано с психотерапией. Когда мой возраст призвали, я оказался на комплексе. Как, впрочем, многие из нашей роты, вот, собственно, и всё.
— И как давно вы там сидите?
— С начала войны.
— То есть в боях ты не был?
Солдат кивнул. Краем глаза Алексей заметил повёрнутые лица заинтересовавшихся диалогом пехотинцев.
— Скажи, Артём, а ты понимаешь, какая должна сложиться обстановка, чтобы в бой кинули осуждённых за преступления да ещё в компании со своими же надзирателями?
— Я как-то об этом не думал.
— А что тут думать, — вклинился кто-то в разговор, и Алексей насторожился, — зачитаешь вахнам пару моралек и победа. Кто на что учился, — под смешки бывших пехотинцев закончил до боли знакомый голос.
— Пакшес, — выкрикнул Алексей, и сидящий в передних рядах шутник обернулся. Алексей махнул. — Слушай, — пихнул он локтём сидящего рядом, — не в службу, в дружбу, махнись вон с тем лейтенантом местами.