Шрифт:
Помню, в одном старом советском фильме главная героиня, совсем еще молодая девушка, мечтающая стать актрисой, задалась вопросом - "Отчего люди не летают так, как птицы? Мне иногда кажется, что я птица. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела". Сейчас, с высоты прожитых лет мне совсем не кажется эта мечта наивной и банальной. Лет 15 назад я не воспринял бы эти слова серьезно, отдав должное автору этих строк, его переживаниям и мыслям, подивившись про себя, как человек не утратил какой-то детской наивности и мечтательности. А сейчас... Знаете, если бы сейчас меня попросили в двух словах охарактеризовать процесс взросления человека, я не стал бы пускаться в пространные рассуждения о человеческом бытии и о житейской мудрости. Я бы задал вопрос о том, не что мы приобрели вместе с жизненным опытом, а что мы утратили, позабыли, похоронили под грузом будней и забот. О ком или о чем мы позабыли. Почему мы больше не летаем как птицы? Может, мы просто позабыли,
В детстве мы жили в коммуналке на окраине Москвы, в большой светлой комнате, втроем -- я, мама и папа. Отец, по профессии военный, был очень строгим человеком, любящим порядок и не позволяющим никаких поблажек. Я ужасно боялся его, боялся его строгого как раскаты грома голоса и постоянно прятался за мать, которая меня любила, пожалуй, больше, чем я того заслуживал. В детстве я очень плохо питался, рос очень болезненным и был невероятно худым.
По характеру я всегда был очень замкнут и стеснителен. Мне всегда не хватало какой-то выдержки, терпения, общаясь со сверстниками, я ужасно стеснялся, потому, что мне всегда казалось, что они умнее, сильнее, общительнее, вообще, лучше меня во всем. Оттого я большую часть времени проводил дома, много читал, а иногда просто мечтал. Даже можно сказать, что жил мечтами. Наша комната мне представлялась не комнатой в коммуналке, а светелкой в небольшой заброшенной избушке где-нибудь посреди темного дремучего леса или маленьким помещением на вершине огромной башни, с которой можно обозревать казавшиеся бескрайними леса, горы и моря, которые окружали башню со всех сторон. Когда на улице шел дождь, я часто забирался на подоконник и прижав ладони к стеклу, смотрел на то, как крупные капли дождя капают на асфальт, превращаясь постепенно в полноводные ручьи и реки. В такие минуты мне казалось, что наш небольшой дом плывет куда-то вдаль, а я плыву вместе в ним. Воображение рисовало всякие интересные картины, о том, что наш дом уплыл в неведомые теплые края, где жарко и где никогда не бывает дождливо. Где живут другие люди, где всегда светит солнце и все счастливы. Где никто и никогда не будет надо мной смеяться, унижать, обижать. Где вообще никто не над кем не смеется, не унижает, не ставит себя, свои интересы выше других. И где никогда никто не плачет и где не бывает горя, бед, болезней и невзгод.
Друзей у меня не было, были приятели, с которыми можно побеситься во дворе, поиграть в прятки, салки или еще во что. Но, возвращаясь домой, я чувствовал себя опустошенным и полным какого-то непонятного внутреннего разочарования. В себе ли, в людях ли, в играх, в которые мы играем? Я никогда не был способен к самоанализу, равно как и не мог себе позволить анализировать поступки других -- строгое воспитание отца отложилось во мне так, как откладываются первые в жизни каждого человека простые категорические истины - "нельзя", "можно", "хорошо, "плохо". Я всегда верил, что рядом, когда-нибудь, будет друг, который будет похож на меня во всем. Друг, которому я буду верить, и который будет верить мне. Даже без слов. Но такого человека я так и не нашел. Но одинок я не был. Я всегда верил. И потому умел летать, возносясь в мечтах над нашим миром. Туда, где я был по-настоящему свободен, и где мне было так хорошо, как нигде иначе. Взлетая вверх, я глядел сверху на наш дом, на окружающие его дома, утопающие в зелени, на парк неподалеку с многочисленными кажущимися крохотными с высоты полета зеркалами прудов и озер. И летел прочь, вдаль от города, туда, где существует настоящее волшебство, где я сам себе казался сильным, смелым, решительным, готовым к любым невзгодам и бедам. Летел, зная, что обязательно вернусь домой, потому что родители будут скучать без меня. Потому я не мог там остаться навсегда. Возвращаясь, я верил и знал, что обязательно прилечу еще раз. А когда шел сильный дождь и по дорогам текли мутные дождевые реки, напоминающие горные потоки из старых советских фильмов о приключениях, я мечтал, что когда-нибудь мутный поток прибьет к нашему дому старый обветшалый плот с куском старой тряпки на мачте. И я, встав на плот, вооружившись длинным шестом, бесстрашно направлю его вниз по реке. И что рядом со мной будет стоять лучший друг, на которого я смогу положиться в трудную минуту и которому сам всегда буду готов подать руку помощи. И что вместе мы всегда сможем преодолеть все преграды и напасти.
Когда мне было 10 лет, я попал с бронхитом в больницу. Практически сразу после новогодних праздников. Еще накануне я бегал с парк кататься с горки. А вечером поднялась температура до 38 градусов, стало тяжело дышать. Компресс и какие-то таблетки, которые меня заставляли глотать, не помогали. Прошло несколько дней, а лучше мне не становилось, наоборот становилось только хуже, ночами я практически не спал -- дышать становилось просто невыносимо, как будто тяжелый мешок с песком лежал на груди и мешал вздохнуть немного воздуха. Вызвали врача -- врач меня послушал и сообщил, что требуется госпитализация. Предварительный диагноз "бронхит" я услышал уже лишь в больнице. Меня привезли в больницу, положили в палату (в палате кроме меня никого не было), поставили капельницу. К вечеру уже стало получше. На следующий день пришел врач и, осмотрев, назначил целый комплекс ежедневных процедур.
Началась ежедневная рутина -- с 8 утра осмотр врача, прием лекарств, затем -- завтрак, после завтрака процедуры и так до обеда. После обеда -- отдых, а потом до 6 вечера снова процедуры. Выматывался я ужасно. Но самое страшное наступало после ужина -- это одиночество. Я возвращался в палату
Так было и в тот день. Я лежал на кровати, листал книжку и вдруг -- в приоткрытый дверной проем просунулась взъерошенная мальчишеская голова:
– - Ой... Прости, я подумал... Все уже спят, а я уснуть не могу...
Почему-то я совсем не удивился, скорее даже обрадовался визиту незнакомца.
– - Да заходи, не бойся, чего ты?
– - А.... Ага.
Мальчишка вошел в палату, и я его смог рассмотреть поближе. На вид ему было примерно как мне, ну, может, чуть помладше. Светловолосый, невысокий, одетый в простую больничную пижаму он робко вошел в палату и присел на расположенную напротив обтянутую белым дермантином кушетку. В воздухе повисло небольшое напряжение -- примерно такое, какое бывает в летнем небе перед грозой. Я почувствовал себя невероятно глупо -- наверное, так всегда бывает, когда знакомишься с незнакомым человеком, которого ты видишь впервые в жизни:
– - Просто... Я в палате совсем один. А со старшими неинтересно.... Я подумал... Ну я увидел тебя тут рядом и решил, что...
– запинаясь, произнес мальчик
– - Знаешь, хорошо что ты зашел, - не зная почему, вдруг вырвалось у меня, - я думал, что совсем с ума тут сойду один.
– - Да?
– Вопросительно взглянул на меня мальчик, и на лице у него показалась улыбка.
В один миг напряжение исчезло, как будто его и не было. То ли от улыбки моего нового знакомого, то ли от моих же слов. Я тоже улыбнулся и присел на кушетке.
– - Тебя как звать?
– спросил меня гость, с какой-то непонятной надеждой глядя на меня.
– - Меня... Меня... Алеша, хотя некоторые зовут Леша, но мне не нравится, лучше Алеша или Алексей....
– ответил я, протягивая руку.
– - Ой...а я Павел. Меня иногда зовут Паша или Павлик. Паша мне очень не нравится, ну, похоже на "каша". А я кашу терпеть не могу, особенно манную с комочками, фу.
– - Ну, будем знакомы, - ответил я.
Мы пожали друг другу руки. Рука у Павлика оказалась совсем худая, даже еще более худая, чем у меня, рукопожатия я его почти не почувствовал. Но, вообще он меня сразу заинтересовал. То ли своим непонятным взглядом, излучающим то ли радость, то ли смущение. Огромные непонятного цвета глаза, то ли серые, то ли светло-голубые как - будто просили меня "не прогоняй меня, пожалуйста". Глаза прозрачные словно вода в ручейке, пришло мне тогда на ум. И волосы такие же, светлые-светлые, почти белые .... А эта странная фраза - "Как тебя звать?". Слово "звать" я часто слышал от своей бабушки, которая была родом из деревни и на всю свою жизнь унаследовала специфический деревенский говорок. Но слышать это слово от мальчишки, своего ровесника.
– - Знаешь, - признался я, - я тоже кашу терпеть не могу, ну разве что гречневую, с маслом, но только без сахара, - признался я.
– - Я тоже, - обрадовался Павлик, - я в том году был в пионерском лагере и там нас каждый день кашей кормили на завтраки. Я ее не мог есть совершенно, сначала отдавал тарелку соседу, Ваське Орлову, он кашу любит, а он мне взамен свой бутерброд с сыром. Но на четвертый или пятый день и он мне тоже говорит, так, что видеть уже эту кашу не может.
– - Пионерский лагерь... А ты разве пионер уже?
– - Конечно, мне уже 11 лет в прошлом году исполнилось, 15 декабря.
– - А мне показалось, что... В общем, мне еще 10 только, 11 исполнится только в июле.
Павлик как будто слегка смутился. Я понял, что сморозил глупость:
– - Слушай, прости, я подумал, что ты помладше меня.... Вот и вырвалось ненароком.
– - Да, я и сам понимаю, - ответил Павлик, слегка улыбаясь, - я уже привык. Многие не верят, когда я им говорю о своем возрасте. Наверное, очень худой и невысокий, поэтому. Я ведь самый невысокий в классе, меня на физре всегда в конец шеренги ставят. Учитель говорит, что каких-то витаминов не хватает.