Дорога или повесть о дружбе
Шрифт:
До конца... От этих слов мне стало страшно... Может, тот мальчишка на карнизе...
– - Скажи, а ты слышал про того мальчишку? Ну, который 4 года назад упал с карниза...
Павлик странно и немного испуганно посмотрел на меня.
– - А ты что думаешь?
– спросил он.
– - Ну, кто-то говорит, что он просто дурак, решил выпендриться перед другими ребятами.
– - Ну а ты? Ты что думаешь?
– - Я не знаю. Мне кажется, он пытался что-то сделать, может, кому-то помочь. Потому что... Потому что глупо вот так и вниз впустую. А мама его плачет по ночам тут, места не находит себе...
Павлик
– - Ты ничего не знаешь и не понимаешь. И никто не знает, - выдавил он.
– - А если бы у тебя была возможность узнать, почему это произошло?
– - Зачем? Это разве кому-нибудь поможет?
– с непонятной горечью возразил Павлик
– - Да, поможет, - горячо ответил я, - потому что... потому что только правда может помочь маме этого мальчишки. Ей и так непросто осознавать, что ее сына больше нет. Тем более, что за ее спиной и так люди шепчутся - "вон, смотрите, женщина идет, у которой сын погиб из-за своей глупости". Только правда даст понять всем тем, кто считает этого мальчишку дураком и озорником, как говорит Серафима Николаевна, что это не так.
– - А может, этот мальчишка и правда дурак? И все твои мысли это просто твоя фантазия, - тихо спросил меня Павлик.
– - Нет. Я не знаю, почему, но нет... А как это выяснить, я не знаю...
– - Странный ты все-таки, - как - будто озадаченно ответил Павлик.
– - Почему?
– - Потому что... Потому что другие меня бы уже давно засмеяли за такие вопросы. Обозвали бы дурачком. А ты - нет. Почему так?
– - Потому...
– ответил я, не решаясь вслух произнести то, что хотел уже давно, - потому что я хотел бы... Я хотел бы, чтобы ты... Чтобы мы...
Эта фраза никак не могла вырваться на свет, я никак не решался ее произнести. Потому что не знал, как эти слова можно сказать. Павлик все так же недоверчиво смотрел на меня.
Просто, - наконец выдавил я, чувствуя, что все лицо горит как после километровой пробежки, - просто я думал, что мы могли бы дружить. Стать друзьями, настоящими...
И сразу стало легко. И кажущаяся глупость и нелепость этих слов отошла куда-то вдаль, в небытие. А ни лице Павлика появилось какое-то странное выражение - не то улыбка, не то удивление.
– - А разве.. Разве это так просто? Ну, дружить?
– нерешительно выдавил он.
– - Я не знаю, - признался я, - и никогда не знал. Может быть.... Но...
– - Лицо Павлика озарилось какой-то небывалой, невиданной доселе радостью.
– - Давай... Только мы вдвоем и все, - ответил он и протянул руку.
– - Да, только мы вдвоем, - повторил я, и, не в силах удержаться от улыбки, протянул Павлику руку.
Рука у Павлика была совсем не холодная, а теплая-теплая, прямо горячая.
– - А у тебя руки совсем не холодные, - ответил я, глядя на Павлика.
Он немного смутился и отвел взгляд:
– - Зато у тебя холодные как лед.
Мы оба засмеялись...
В этот вечер мы болтали обо все на свете, даже не пытаясь найти какой-то смысл в наших разговорах. Нам было так свободно и легко, как бывает только в полете. На миг я закрыл глаза и вспомнил то чувство, когда в мечтах ты взлетаешь вверх и паришь над облаками, глядя сверху на такой знакомый, и в то же время, такой незнакомый город. Потому что вся жизнь в этот момент
Когда медсестра объявила отбой, нам так не хотелось расходиться, что словами не передать... Но иначе нам обоим попадет...
– - Ты завтра придешь?
– спросил я.
– - Конечно, приду, - ответил Павлик.
– - А хочешь, приходи днем.
– - Нет, днем у меня процедуры. Как и у тебя. Да и взрослые увидят... Тогда обоим достанется.
Павлик приоткрыл дверь и, уже на выходе, повернул свою вечно растрепанную голову ко мне и с какой-то надеждой и в то же время непонятным мне отчаянием в голосе спросил:
– - А мы... Ну, правда, мы теперь друзья?
– - Да, - ответил я, смущаясь непонятно от чего.
*******
– - ... И тогда Элли щелкнула каблуком о каблук, затем сильный порыв ветра подхватил ее и, прежде чем она смогла что-либо сообразить, Волшебная страна исчезла с горизонта, а сама Элли, живая и невредимая, очутилась в старой Канзасской степи перед домиком, где жили ее родители, - закончил я рассказ, - вот и вся история.
Павлик обернулся ко мне. Его глаза горели от восхищения:
– - Потрясающе... Жалко, что уже конец...
– - Это еще не конец. Есть еще продолжение этой книжки, называется, кажется, "Урфин Джюс и его деревянные солдаты"... Или "оловянные", не помню. Но у нас в библиотеке ее нет. Папа обещал посмотреть в своей библиотеке, на работе, но не успел пока.
– - И что, Элли снова отправится в Волшебную страну?
– - Да, наверно...
Мы помолчали. Стало почему-то немного грустно. То ли оттого, что книжка закончилась, то ли от чего - то еще.
– - Слушай, Лешка, а ты мечтал когда-нибудь?
– спросил меня Павлик как - будто задумавшись о чем-то.
– - О чем?
– - Ну... о чем-нибудь?
– - Да, мечтал, - признался я, - знаешь, ну... Только не смейся, пожалуйста. Я мечтал научиться летать. Только не как пилоты в самолетах, или вертолетах, а по-другому...
И я рассказал Павлику о своих мечтах. Что когда я остаюсь совсем один, я закрываю глаза и в мечтах взлетаю высоко-высоко, как птица. Взлетал высоко-высоко и уносился в разные волшебные страны, о которых часто читал в книжках, но где никогда-никогда еще никто не бывал. Я рассказывал совершенно не стесняясь и не боясь, что он рассмеется надо мной или назовет мои мечты "простой детской фантазией". Потому что настоящие друзья всегда могут понять друг друга и принять их мечты как что то такое, что существует на самом деле, но сокрыто от взглядов и помыслов чужих и недобрых людей.