Дорога из пекла

Серегин Михаил Георгиевич

Склад оказался в одном из зданий, которые еще не горели. Там уже хозяйничали заключенные из тех, что заботятся не столько о своей жизни, сколько о своем желудке и своем кармане. Народу на складе набилось много. Здесь огня еще не было, и можно было ждать дальше, хотя – чего можно было дождаться? Только того, что и это здание рано или поздно начнет гореть и убегать придется и отсюда. Но бежать уже будет некуда.

Пользуясь автоматом как дубиной, угрожая и расталкивая заключенных, которые на охранника не обращали практически никакого внимания, мы пробились внутрь. Я искала среди заключенных человека, на которого можно было бы положиться, который мог бы убедить остальных идти через лес. Я прекрасно понимала, что мне, девушке в форме спасателя, никто из них не поверит.

На меня порой бросали взгляды, не обещающие мне ничего хорошего. Если бы не грозящий со всех сторон смертью огонь, мне недолго удалось бы прожить среди этих людей. Среди них были и воры, и убийцы, и насильники, и каждый из них отбывал наказание за совершенное ими преступление. Но суд оставил их в живых, и никто не мог распоряжаться самовольно их жизнями, как это хотели сделать Краевский с Кузиным. Каждый из них имел право на спасение, как и любой человек, попавший в беду. А беда им грозила серьезная.

Я машинально отмечала взгляды, которые бросали на меня заключенные. В каждом из них я видела страх, или ненависть, или растерянность, и скользнув по такому лицу глазами, всматривалась в следующее.

Того, кого я искала, я встретила внутри склада. Мужчина очень высокого роста, физически очень сильный, что сразу становилось понятно при одном только взгляде на его руки и плечи, сидел на подоконнике у выбитого окна и смотрел на горящий лес. Когда мы протискивались через толпу, он посмотрел на меня и усмехнулся.

«Этот! – тут же решила я. – За этим – они все пойдут!»

Я подошла прямо к нему и, остановившись у подоконника, тоже посмотрела на лес…

– Туда надо идти! – сказала я убежденно. – У ворот – перестреляют всех…

Он молча меня разглядывал почти целую минуту, потом спросил:

– Ты кто?

– Я не хочу, чтобы вас всех перестреляли, – сказала я ему, не ответив на вопрос. – И сама жить хочу…

«Вот так и нужно с ними разговаривать, – приободрила я саму себя. – Неконкретно и многозначительно. Это в их стиле…»

– Я спрашиваю – зовут как? – перебил он мои мысли. – Меня – Гиря… – Он усмехнулся. – Кулаки у меня – как гири.

– Ольгой меня зовут… – ответила я, не совсем понимая, что происходит.

– А Дохляк что тут делает? – спросил он, указывая на стоящего рядом со мной охранника. – Поджариться захотел вместе с нами?

Странно, но его не беспокоило, что охранник держал в руках автомат. Остальных, кстати, это тоже мало занимало. Словно автомат у него был ненастоящий. Вероятно, эти люди научились определять степень опасности не по тому, есть ли у человека оружие, а по тому, хочет ли и может ли этот человек тебя убить… И они чутко уловили, что у охранника, которого Гиря назвал Дохляком, нет никакого желания в кого-либо стрелять.

– Он умереть боится, – сказала я.

– Здесь он зачем? – переспросил Гиря и мотнул головой в сторону ворот. – Почему он не там?

Я помолчала, размышляя, стоит ли говорить то, что мне известно о намерениях начальника лагеря. Но в первую очередь дело касается жизни этих людей, решила я, значит, они имеют право знать обо всем.

– У Кузина есть приказ, – сказала я, – уничтожить всех в лагере. Включая охрану, чтобы свидетелей не осталось… Он… – я кивнула в сторону Дохляка, – …в это поверил. Он жить хочет.

– И поэтому пошел с тобой? – спросил Гиря.

– Да, – ответила я.

Помолчали несколько секунд. Я понимала, что сейчас он решает трудный для себя вопрос – верить мне или нет, неизвестно откуда и зачем появившейся в лагере, несерьезной на вид…

– Чей приказ? – спросил Гиря.

Я секунд пять подумала – говорить или не говорить?.. И решила, что эта информация не составляет государственной тайны.

– Федеральной службы безопасности…

Гиря усмехнулся недоверчиво.

– Зачем им это?

– Выслужиться хотят, – пояснила я. – Вас перестреляют, а в рапорте напишут, что вы массовый побег организовали… А они всех вас при задержании постреляют… Потому, что вы оказали сопротивление… Кузин с пулеметами за воротами вас ждет.

– Вот сука, Жирный! – выругался Гиря. – Ему два раза уже напильник в брюхо втыкали – живучий, падла! По лагерю последнее время только с двумя автоматчиками ходил, берегся, сука!..

Он сплюнул.

– Всех, значит, положить хочет… – не то спросил, не то подтвердил Гиря.

– А потом от свидетелей избавится, – подтвердила я. – Охранников своих постреляет… В рапорте напишет, что вы их убили…

– Туда им и дорога! – буркнул Гиря. – Суки – еще те! Им зэка шлепнуть – что комара…

Он, видно, на что-то решился. Встал с подоконника, и оказалось, что я ему где-то по плечо, не выше… Гиря рывком выдернул автомат из рук Дохляка и неожиданно сунул мне в руки.

– Держи! – сказал он. – Обращаться с этим, надеюсь, умеешь?

Я даже оторопела слегка от такой наглости. Это он меня спрашивает, офицера МЧС, которая раз в неделю полдня проводит в тире, совершенствуясь в стрельбе из самых различных видов оружия, включая огнемет… Впрочем, откуда же ему это знать? На лбу у меня не написано – хорошо ли я умею стрелять.

Но спросила я его совершенно о другом:

– А почему ты не хочешь оставить его себе?

Гиря усмехнулся.

– Если на тебя пятнадцать человек нападут, ты языком от них отбиваться будешь?

– Хорошо, – согласилась я. – Возьму автомат – уговорил.

– А мне одолжи вот это, – сказал гиря и ткнул пальцем в наручники, болтающиеся у меня на поясе. – У Дохляка, что ли, отобрала…

Я машинально кивнула и сунула ему браслеты, которые он тут же спрятал в карман и при этом мрачно усмехнулся.