Дорога китов
Шрифт:
Некоторым хотелось чего-нибудь красивого, как в саге, вроде «Они дали пищу орлам», и такие не пожалели бы серебра, но Иллуги настоял на том, о чем все, включая Эйнара, уже сговорились. До сих пор я как-то не понимал, что ядро Обетного Братства существует очень давно, что эти люди выбрали дорогу китов много лет назад.
Когда мы уходили с насквозь продуваемого мыса, Хильд вдруг произнесла:
– Ты потерял друзей. Я сожалею.
После стычки на Кузнечной горе прошло несколько недель, но с тех пор она неохотно заводила разговоры, и потому я удивился и растерянно заморгал, пытаясь найти подобающие слова. Ничего не приходило в голову, и я сказал то, что думал. Это всегда самое лучшее, как утверждал Иллуги, хотя мой короткий жизненный опыт учил меня обратному.
– Я думал о том, найдется ли кому оплакать Скапти, кроме нас, - сказал я.
– Если у него и было имя, имя, не прозвище, я никогда не слышал, чтобы его произносили.
Она кивнула, прижимая к себе - как всегда - сломанное римское копье, и грустно согласилась:
– Тяжело терять друзей.
Я вздохнул, помедлил и выпалил:
– Кому и знать, как не тебе. Ты потеряла мать и всех своих друзей. Ты никогда не сможешь вернуться в деревню, где родилась. Хотя, думаю, что ты этого и не хочешь, учитывая, что они собирались сделать.
Молчание. Я уже решил, что зашел слишком далеко, но она кивнула, лицо ее ничего не выражало. Мы шли к дороге, которая вела к окутанным дымом деревянным постройкам на окраине города.
Я слышал, как позади Гуннар Рыжий и остальные пьют за камень, за здравие резчика и его помощников, за погибших, как и полагалось. Ольга шагала впереди, крепкая и нескладная, рядом с высоким худощавым Иллуги, и кивала в ответ его словам. Русоволосые дети носились вокруг и смеялись под весенним солнцем, как новорожденные ягнята. Смерть отца, которого они почти не знали, не произвела на них впечатления.
– Когда у меня была первая кровь, - внезапно сказала Хильд, - мать рассказала мне тайну, которую поведала ей ее мать. Потом она отдала меня жене дубильщика. Вскоре после того она принесла себя в жертву Кузнечной горе, как сделала и моя бабка, потому что так заведено. Люди Коксальми неплохие, но они верят в силу кузнецов. Эту деревню выбрали давным-давно как место, где произойдет нечто великое, в знак того, что старые боги живут вечно.
– Ваны, ты хочешь сказать?
– Еще старше.
Она замолчала, и я увидел, что костяшки ее пальцев на древке побелели. Я попытался утешить Хильд.
– Но теперь ты в безопасности. Ты встретилась с проклятием кузницы, и тебе стало лучше.
– Лучше?
Смущенный, я бессмысленно помахал рукой.
– Когда мы увидели тебя впервые, ты была... больна. А теперь выглядишь хорошо. Спокойнее. Я рад этому.
Мы немного прошли в молчании, потом она повернулась и взяла меня за руку.
– Я тебе нравлюсь, Орм?
Я почувствовал, что заливаюсь румянцем, споткнулся - и увидел в ее глазах странную грусть. Я в замешательстве остановился, будучи не в состоянии сказать что-либо.
Она придвинулась ко мне. Я ощутил поцелуй на щеке, словно прикосновение крыла бабочки, а потом она отодвинулась.
– Ты добрый. Но пойми правильно. Не пытайся... любить меня. Иначе умрешь.
Ее взгляд был пронзителен, как наконечник копья, некогда украшавший римское древко, которое она неистово сжимала обеими руками, и на миг мне показалось, что она хочет кольнуть меня утолщенным концом. Потом она круто, так, что взметнулись юбки, повернулась и пустилась по дороге. Когда она прошла мимо Иллуги Годи и Ольги, те оглянулись на меня, оба уверенные, что я чем-то ее оскорбил.
Вскоре мы приблизились к городским воротам, Ольга взяла у Иллуги кошель с долей Колченога и ушла вместе с детьми. Иллуги Годи подошел ко мне и, махнув в сторону, откуда доносились негромкие возгласы, - это Нос Мешком сочинял стихи для хорошей саги в честь погибших на Кузнечной горе, - спросил:
– Не следует ли и тебе отправиться туда?
– Мне поручили присматривать за Хильд, - уныло ответил я.
Он улыбнулся.
– Кажется, наша узница не желает, чтобы за нею присматривали. Что ты сделал?
– Ничего, - резко ответил я, а потом вздохнул.
– Я не понимаю женщин. Ну, по крайней мере, эту. Кажется, я ей нравлюсь - и тут же она дичится так, что, кажется, вот-вот проткнет меня копьем.
– Она странная, - согласился Иллуги, - даже без своего предназначения.
– Странно, как она лепетала, точно дитя, когда мы встретились впервые, - задумчиво сказал я.
– Я понимал одно слово из пяти, самое большее, и лишь потому, что они отчасти походили на язык финнов. У нее есть тайна, которую передала ей мать и которая, кажется, передается от матери к дочери сквозь мрак времен. Но у самой у нее дочери нет, а Вигфус обращался с нею так плохо, что она от этого помешалась. Думаю, ее стоит бояться больше, чем прежде.
– Да, - задумчиво сказал Иллуги.
– И древко она прижимает, как девочка куклу.
Миновав городские ворота, мы ступили на деревянные настилы между сгрудившимися домами.
– Мартин-монах рассказал мне, что нашел Хильд по записям Отмунда, - продолжал он, - того, кто был объявлен святым и на чью церковь мы устроили набег. Отмунд писал о жителях деревни и их вере, ему удалось обратить нескольких из них.
– В таком случае он был храбрее моего, потому что я не стал бы спорить ни с кем из жителей Коксальми, не будь у меня войска за спиной.
Иллуги усмехнулся как-то неуверенно.
– Храбрый или глупый...
– задумчиво сказал он.
– Необращенные изгнали Отмунда и его сторонников. Думаю, те, кто верен старым богам, спрятали священный камень, потому что понимали, что другие, подобные Отмунду, придут и увлекут еще больше жителей деревни в свою ложь. Белый Христос побеждает.
Я вскинул глаза и увидел его встревоженное лицо. Потом оно прояснилось, и он улыбнулся.
– Но Мартин считал, что эта девушка приведет его к великому кладу, ведь она связана с мечом, который кузнецы выковали для Атли. Он полагал, что без камня можно обойтись.