Дорога китов
Шрифт:
– Ты всегда годился для этого дела, - с издевкой произнес кто-то рядом.
Ульф-Агар вышел из кустов. Он потерял шлем и щит, но все еще был в кольчуге и вооружен длинным грозным мечом.
– Теперь, кажется, тебе выпало поймать и оттрахать труп, - добавил он.
Он пошел на меня, волоча ногу, раненную мечом в драке на складе в Бирке.
Я вспомнил тот остро пахнущий плесенью полумрак: вот Ульф-Агар, обливающийся потом, вертит перед людьми Старкада брусок красного раскаленного железа - оно оставило на всем его теле медленно заживающие рубцы.
Я вспомнил,
Знакомый рот кривился на лице, торжествующем от ненависти, и я понял, что невозможно вернуть его к тому времени - напоминание о том, что я освободил его, только разожжет пожирающий его огонь. Я проклял дар, который так ценил Эйнар: сосредоточившись, я понял, что Ульф хочет и не может быть мною. И за это он меня уничтожит.
Но ненависть сделала его глупым и слепым. Думай он ясно, он ничего не сказал бы, просто бы ударил. Он говорил с расстояния, недостаточно близкого для удара, а ведь хромой он был неповоротлив. Ему также следовало понять, что я узнал кое-что с тех времен, когда был необученным и глупым мальчишкой, которому непостижимым образом доставалась удача Ульф-Агара, перепавшая от Локи.
Однако мозги у него имелись. И когда я повернулся и выхватил меч, взмахнув им по косой быстрым привычным движением, то выпустил их из скорлупы его черепа.
Меч отрезал горбушку с правой стороны головы легко, как отрезают кусок от вареного яйца. Он даже не успел удивиться. Из открывшейся раны брызнула серая вязкая жижа с пятнами водянистой крови и желтой грязи.
Я бросил его, еще живого, как мне показалось, губы у него шевелились, а конечности дергались. Я мог бы поклясться, что он видит, как я ухожу с Хильд, оставив мертвяка рыщущим стаям деревенских. Даже в смерти, подумал я, им побрезгуют. Голова у него слишком изуродована, чтобы ее надели на шест, стоящий на священном месте. Воистину, когда боги отвращают от тебя взоры, ты становишься дерьмом.
Я догнал Колченога, который спокойно похрамывал впереди. Я не сразу рискнул пойти рядом, не зная, в каком он настроении, но он был спокоен, даже весел. Я рассказал ему об Ульф-Агаре, и он сплюнул.
– Хорошо. И женщина при тебе. Эйнар будет доволен. Я знаю, где он назначил место, так что пошли.
Мы быстро зашагали вперед, потом остановились передохнуть. Я вытер пот с лица и посмотрел на Колченога.
– Я видел, как убили Скапти.
– Знаю!
– рявкнул он почти раздраженно.
– Глупая большая задница.
– Он мертв, - не унимался я.
– Наверняка.
– Конечно, - сказал Колченог, ковыляя дальше.
– Никто не выживет, если острая палка проткнет ему глотку.
– Но он умер, - простонал я, и тогда он остановился, повернулся и схватил меня за рубаху.
Я похолодел, ожидая плевка и ножа под ребра. Но он смотрел на меня нос к носу, дыхание его разило рыбой.
– Я понимаю, - тихо сказал он, а потом отпустил меня и похлопал по плечу.
– Я понимаю.
Мы встретили Валкнута, Кетиля Ворону и Эйнара. Давшие Клятву двигались по одному и по трое, задыхались, потели, несли на себе или в руках все, что имели, - лишнее бросили без сожаления. Не хватало очень многих - но я заметил, с дрогнувшим сердцем, что меня удивило, - отца: лицо серое, свежая кровь сочится по рукаву рубахи.
Я подошел к нему, он кивнул и усмехнулся, увидев меня, но покачал головой, когда я хотел поправить намокшие от крови повязки.
– Я теку, как дырявая бочка, - пошутил он, - но еще не потонул, мальчик.
Как и остальные, он встретил сообщение о смерти Скапти и побеге монаха холодным молчанием, но весть о смерти Ульф-Агара заставила его довольно фыркнуть.
– Ну, мальчик, - сказал отец восхищенно, - ты удивляешь даже меня, видевшего, каким волчонком ты был в первые пять лет своей жизни.
Что-то новенькое; мне хотелось больше узнать об этом, но взамен раздалось лишь общее одобрительное ворчание, и несколько рук похлопали меня по спине. Я был готов услышать откуда-нибудь такое знакомое басовитое «хм-м», но оно смолкло навеки.
– А теперь побежали, и быстро, - сказал Эйнар, когда мы переправились вброд через реку и вошли в лес.
– Мы перебьем оставшихся людей Старкада и заберем корабль. Единственный способ убраться с этого проклятого богами берега.
Оно было суровым, это путешествие: земля, казалось, кричала о своей красоте и о новой весне, а мы тяжело ступали по ней, приближая неизбежность, уготованную нам недоброй судьбой, отнявшей Скапти и других.
Мы шли через леса, среди могучих дубов и ясеней, где пахло набухшими свежими почками, и через полосы молодых зеленых лужаек, усеянных маленькими синими и бледно-желтыми цветами. Терн клонился под тяжестью раннего цвета, и каждое дуновение ветра взметало брызги осыпавшихся лепестков, а птицы пели на все лады.
Темная цепочка людей, словно тяжкая мысль, морщиной перечеркнула цветущий склон. Мы шли быстро - мрачная стая волков, которая не радовалась ничему.
Мы спешили и благодаря удивительным навыкам моего отца достигли маленького залива еще до того, как сгустились сумерки и появились первые звезды.
Эйнар остановил нашу серолицую задыхающуюся стаю - под конец привалы стали немного чаще, в основном потому, что Хильд почти обессилела. Но я видел, что и Колченог рад передышке, а мой отец, Огмунд Кривошеий и кое-кто еще плюхнулись наземь, едва имея силы всосать слюну.
Нос Мешком и Стейнтор по команде Эйнара устало побрели вперед, в то время как остальные съежились в ложбине, слушая, как ветер свистит над кочками травы, тянущимися до самого моря. Я чувствовал его соль на губах. Странно, как мы тосковали по запаху земли, будучи в море, и как тосковали о палубе корабля и соленым брызгам теперь, когда были на берегу.