Дорога китов
Шрифт:
Вигфус, крепко сжав обмотанную проволокой рукоять своего топора, боком отходил в сторону, расталкивая другие сражающиеся пары. Один из бившихся коротким рискованным ударом попытался достать Вигфуса.
Из-за шлема тот поздно заметил нападавшего, потерял равновесие и врезался в другого из наших, который споткнулся об одного из мертвых воинов и погиб, налетев на почерневшее от времени копье.
Если спросят меня пылкие юноши с горящим взором, не знавшие битвы, каково сражаться со щитом и мечом в руках, я не скажу им, что это - четыре-пять минут безумного страха и удачи,
Саги повествуют лучше, и сага о битве Эйнара с Вигфусом, без сомнения, будет памятна своими возвышенными, витиеватыми кеннингами. На деле все было иначе - просто отвратительно.
Эйнар взревел и обрушил окровавленный меч на врага, но Вигфус отскочил и с громким криком рубанул топором. Он попал по крепкому сосновому щиту Эйнара ниже ободка и расщепил его вдоль. Эйнар, держа обеими руками меч, резким движением плеч сбросил ремни щита, и Вигфус, не выпускавший из рук вклинившийся в дерево топор, упал под тяжестью щита. Он ослабил хватку, но слишком поздно. Мощный удар Эйнара, пробил Вигфусу шлем с одной стороны, прошел по верхней части плеча, раздробленная кость затрещала, меч прорубил кольчугу, кость, мышцы и жилы и выскочил из подмышки с хлюпающим звуком, рассыпав вокруг сломанные железные кольца.
Вигфус взревел, волчком отскочил от своей упавшей руки и попытался зажать уцелевшей ладонью поток крови, бьющий из раны. Второй удар вмял кольца кольчуги ему в ребра. Третий отсек кусок мяса от его бедра. Он повалился навзничь, а Эйнар отрубал от него куски, пока он не затих.
Остальные из отряда Вигфуса попытались сдаться, но Хильд этого не допустила. Хриплыми криками, с развевающимися, как у валькирии, волосами, она требовала их смерти.
Двое из людей Щеголя отбросили оружие, и Эйнар зарубил их на месте несколькими быстрыми ударами. Остальные сражались с отчаянной свирепостью загнанных в угол, но это продолжалось недолго, их всех порубили, превратив в кровавую груду тел.
Потом настала тишина, слышалось только тяжелое дыхание. Кто-то пердел, шумно и сильно, а проткнутый варяг ревел и кричал, когда другие пытались снять его руку с наконечника копья. Железная вонь крови была повсюду; пол могильника покрывала грязь, пропитанная кровью.
А я сидел в расползавшейся луже крови Гуннара Рыжего, его голова лежала у меня на коленях, и смотрел, как медленно образуется другая лужа, из колотой раны у него на спине.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Восемь человек мертвы, еще двадцать четыре ранены, некоторые тяжело. Кетиль Ворона и Иллуги взяли меня, пребывавшего в мрачном отупении, под мышки, подняли и увели от Гуннара Рыжего.
Я покорно подчинился, потеряв дар речи от того, что, мне казалось, узнал, и не сводил глаз с Эйнара. Неужто он и вправду ударил Гуннара Рыжего в спину, чтобы отвлечь? Помрачившийся рассудок снова и снова возвращался к этой мысли, и все же она ускользала, как дым.
В конце концов с глубоким тошнотворным чувством я осознал, что так все и было, но поделать ничего не мог. Эйнара, подумал я с внезапным страхом, преследует призрак, как и Хильд. И в этот безумный миг он снова нарушил клятву.
В голове зазвучали предостережения Гуннара Рыжего, и я уверился, что буду следующим.
Ничто не вернет Гуннара. Мы с Иллуги, без единого слова, покуда другие перевязывали раны и разбирали снаряжение, отмыли его, как только могли, и положили на спину, сложив руки на мече. Мне пришлось оторвать полоски от его нижней рубахи, чтобы привязать плечо к телу, чтобы не было этой ужасной дыры, похожей на разинутый безгубый рот.
Эйнар подошел после того, как мы все сделали, посмотрел на тело и на нас, сидевших рядом на корточках.
– Хороший был человек, - сказал он.
– И умер хорошей смертью.
Я не мог говорить. Кровь текла мне в рот с губ, закушенных, чтобы не закричать: «Ты убил Гуннара Рыжего! Ты убил его! Как и Эйвинда».
Эйнар приказал положить Гуннара к подножию трона, где сидел мертвый Денгизих в гниющих мехах, с руками-костями на каменных подлокотниках, меховое кольцо его ржавого шлема истлело и осыпалось вокруг шеи.
Всем хотелось уйти отсюда, особенно когда Хильд сошла, как тихий дым, вниз по лестнице, встала над разрубленными на куски останками Вигфуса и улыбнулась прекрасной неземной улыбкой.
– У Денгизиха нет головы, - прохрипел Эйнар, у которого пересохло в горле.
– Римляне надели ее на шест, - ответила Хильд, ее слова срывались с уст с тихим присвистом.
– Его неверный младший брат Эрнак, который не захотел выступить против Вечного Города, получил разрешение взять тело на том условии, что римляне запечатают могилу, чтобы призрак не вернулся. Более пяти сотен лет просидел он здесь. Моя мать рассказала мне об этом.
Скрестившиеся взгляды белых и круглых от страха глаз, нервно облизанные пересохшие губы. Пыль оседала, пылинка за пылинкой, с почти различимым шелестом. Никому не нравился разговор о призраке в таком месте.
– Нам еще что-нибудь нужно?
– спросил Эйнар, его резкий голос прозвучал как карканье в пахнущем кровью сумраке.
– Не мне, - ответила Хильд, тихо, как шелест савана.
– Но это сын Атли, а эти клинки выкованы тем же кузнецом, который сковал меч Атли из наконечника копья Христа. Мой дальний предок, Регин Вельсунг.
Два меча лежали на покрытой паутиной, пыльной парче поверх коленей Денгизиха, но никто не захотел даже подойти к ним поближе, не говоря уже о том, чтобы претендовать на трофей.
Мы ушли оттуда без сокровища, напуганные, даже не ограбив людей Вигфуса. Когда мы вернулись через бревенчатый мост - который сбросили за собой в бездну водопада - и спустились вниз, буря кончилась. Солнце село, небо было чисто вымытым, безоблачно синим, от земли шел пар. Но на каждом листке была мокрая земля, которая быстро сохла, превращаясь в теплом воздухе в пыль.
У речки мы наполнили кожаные мехи и бутыли, намочили головы и стали думать, как лучше продолжить путь. Семеро тяжелораненых замедляли продвижение, но, опираясь друг на друга, мы смогли выбраться из покрытых кустарником оврагов в степь.