Дорога китов
Шрифт:
Мы криво усмехнулись, припомнив всадников, их доспехи, копья и луки.
– Тогда чего же ждать?
– угрюмо осведомился Валкнут, сунув в костер кусок кизяка.
– Меня тошнит от проклятых богами коровьих шкур и клея.
– Лучше при них, чем на лестнице у этих стен, - пробурчал кто-то в отдалении.
В говорившем я узнал новгородского славянина по имени Эйндриди. Другие варяги согласно заворчали.
– Мы ждем, когда проголодаемся, - заявил Эйнар спокойно.
– Когда животные будут забиты и засолены, потому что здесь для них мало хорошей травы. Когда седла этих откормленных зерном лошадей станут велики на один-два пальца.
Все смотрели озадаченно, сбитые с толку. Но я понял, о чем он хотел заставить нас задуматься. Боги, он был расчетлив и холоден, как меч зимы.
– Вылазка за едой, - торжествующе сказал Иллуги.
– Хорошая причина уехать отсюда с повозками, лошадьми и пожитками.
– В общем-то, верно, - согласился Берси и фыркнул.
– Хитро.
Я удержался от совета, потому что уже видел такие вылазки: скопище повозок и лошадей, с рабами и женщинами, которые должны работать, и вооруженные копьями всадники для охраны. Но никогда - пеших воинов из дружины.
Есть только один способ для варягов, вроде нас, оказаться далеко от всех остальных, в степи, с повозками и лошадьми, и чтобы при этом не задавали никаких вопросов из уважения к нашим ритуалам.
Некоторым из нас придется умереть.
– Вылазка за едой. Да, хитро, - согласился Стейнтор и осушил свой рог с элем.
– А теперь загадай нам загадку, Нос Мешком, и сделай вечер веселым.
Пока Нос Мешком тер лоб и придумывал загадку, Эйнар встретил мой взгляд через костер, понял, о чем я думаю, и вызывающе уставился на меня, подбивая высказаться.
– Я странное существо, потому что я удовлетворяю женщин, расту очень высоким и прямым в постели, волосатый внизу - и то и дело какая-нибудь смелая дочка какого-нибудь мужика осмеливается взять меня в руку, хватает мою красноватую кожу, обнажает мою головку и кладет меня в свою кладовку. Она помнит об этой встрече, ее глаза увлажняются...
Нос Мешком произносил нараспев.
– Лук!
– крикнул кто-то сзади.
– Слышал это еще ползунком...
В конце концов Эйнар опустил глаза, но мне было слишком больно от невероятно большого напряжения, чтобы я мог признать победу.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Вблизи головокружительные стены Белой Крепости оказались разочаровывающе бурыми, с лохматыми вмятинами от брошенных камней, покрытыми черными шрамами там, где в них попали зажигательные ядра.
Зубцы разрушились, из-за чего крепость усмехалась старушечьей щербатой усмешкой, а внизу валялись кучи ломаных плиток: на них были тюркские изображения лошадей и людей, которые нам казались рунами, а там это называлось тамгами.Плитки ссыпались под ударами наших метательных камней.
Равнина перед городом кипела, как муравейник. Грохотала конница, наконечники копий сверкали сквозь огромную завесу пыли, пыль скрипела в каждой складке кольчуги и под шлемом, даже в уголках рта, превращаясь в грязь с плевком.
Слева от меня был Берси, шлем лежал у его колен, он обвязывал кожаный ремень вокруг четвертой из своих рыжих кос, его бил озноб. Справа от меня Кривошеий сунул в нос крючковатый палец, выковырял оттуда сгусток пыли и соплей и рассеянно растер о штаны.
Я видел белые шрамы на тыльной стороне его ладони, отметины былых боев - все еще саднило и мою руку, - потому что руки почти всегда ранишь в бою, даже в дружеском.
Позади нас раздался хриплый стон великана, у которого схватило живот. Стон длился и длился и закончился тяжелым ударом. Потом внезапно рвануло жаром, и, увидев, что все втянули головы в плечи, я тоже так сделал.
Тишина. Могучий порыв горячего воздуха и глубокий глухой удар: огромное орудие подняло зажигательный заряд над нашими головами, тот прочертил небо красно-оранжевым и протащил маслянистый черный дым через золотистое марево. Я не увидел и не узнал, где упал заряд.
Я видел женщину и ребенка, которые шли по рядам Давших Клятву, неся на коромыслах кувшины с водой, воины окунали лица в воду и с благодарностью пили. Женщина улыбнулась Берси, который ответил ей усмешкой сквозь густые капли пота, катящиеся по его лицу, и сказал что-то на ухо, от чего заработал тычок в плечо. Но, когда она уходила, женщина все еще улыбалась.
Всадник с голыми руками и в кожаном шлеме протрусил туда, где стоял Эйнар, вырисовываясь призраком в пыльной мгле.
– Дерьмо, - пробормотал Кривошеий, и я напрягся, ощутив его смятение.
Эйнар с всадником переговорили, потом тот умчался прочь галопом, а Эйнар сказал что-то Валкнуту.
Взвился Стяг Ворона, так что всем стало видно. Дважды опустился, потом три раза вскинулся в быстрой последовательности - знак идти вперед.
От ужаса мне скрутило живот, холод дошел до паха и сжал мое естество до размера орехового ядра. Я стоял в переднем ряду - ряду обреченных. Нас подпирал еще один ряд доспешных, а позади - два ряда без доспехов, но с длинными копьями. В пятом ряду были Нос Мешком, Стейнтор и всякий, кто знал, каким концом накладывать стрелу на тетиву.
Двадцать человек в ширину, пять вглубь. Тяжело ступая, Давшие Клятву двинулись в марево войны.
Я понятия не имел, кто у нас слева или справа - есть ли там кто-нибудь вообще. Знал лишь, что наша задача - защищать орудие, подведенное под стены, которые нависали над нами, с трудом различимые в клубах пыли и дыма.
– Мы что, нападаем?
– спросил я у Кривошеего, и тот фыркнул, ставя свой щит в более удобное положение.
– Не-а, они идут на нас, я думаю, - ответил он, щурясь, чтобы смахнуть пот с глаз.
Стяг Ворона колыхался из стороны в сторону. Я забыл, что это означает, но никто не двигался, так что я остался на месте. Потом увидел лучников и решил, что Эйнар вызвал их, чтобы они сражались впереди нас.
Орудия грохотали и ухали, люди вопили в сплошной пелене пыли, лошади неслись галопом со всех сторон. Где-то трубили рога. Группа вооруженных копьями воинов появилась сбоку и перебежками направилась нам в тыл. Наши? Хазары? Нападают? Бегут? Я облизывал потрескавшиеся губы и отчаянно вертел головой по сторонам, и тут Кривошеий меня толкнул.