Дорога Короля
Шрифт:
Венди совсем растерялась. Все происходящее казалось ей сущим безумием, и все же, слушая Джилли, она почти верила ей. С другой стороны, Джилли всегда умела сделать так, что любая, даже самая странная вещь могла показаться естественной и нормальной. Вот только как это назвать? Дар? Талант? Венди не была уверена, что эти слова годятся. Но так или иначе, а этим талантом или даром Джилли, безусловно, обладала.
— Может, лучше попросить Кристи? — нерешительно предложила Венди. — В конце концов, он ведь тоже сочиняет всякие истории.
— Кристи — чудесный человек, — сказала Джилли, — но порой его куда
— Ну и что? А я чем лучше? Вы же все знаете, что я могу часами обдумывать какую-нибудь строфу или даже одну строчку.
— Ради того, чтобы казаться умнее? — спросила Джилли.
— Нет. Чтобы получилось, как надо.
Джилли молча пошарила в скошенной сорной траве, изображавшей, видимо, газон, и, что-то отыскав у основания огромного пня, сунула найденный предмет Венди в ладошку. Венди даже не посмотрела туда: она и так знала, что это желудь.
— Ты должна это сделать! — повторила Джилли. — Должна посадить новое Дерево Сказок и питать его историями. Это — твое!
Венди, с трудом оторвавшись от сияющих глаз подруги, посмотрела на пень. Она вспоминала свой разговор с фокусником и «видение Дерева», крепко сжимая в ладони найденный Джилли желудь и чувствуя, как его остренькие концы впиваются в кожу.
«Может быть, это действительно мое?» — судивлением подумала она вдруг.
Стихотворение, что родилось у нее той ночью, когда она, наконец расставшись с Джилли, вернулась в свою крошечную квартирку, получилось сразу, все целиком. Оно показалось ей совершенно законченным. Оставалось только записать.
Сделав это, она еще долго сидела у окна, держа на коленях дневник, а в руке — желудь. Потом принялась медленно катать желудь по ладони. Потом отложила и дневник, и желудь, пошла на кухню, долго рылась в кухонном столе и под раковиной и наконец отыскала старый цветочный горшок. Затем она направилась на задний двор и наполнила горшок землей — богатым черноземом, таким же темным, загадочным и плодородным, как и та неведомая часть ее души, где рождались слова, наполнявшие ее стихи, и где возникло тогда, еще днем, во дворе библиотеки, то непонятное щемящее чувство, словно она невольно признавала справедливость сказанных фокусником слов.
Вернувшись в дом, Венди села к окну, поставила цветочный горшок между ног, вырвала из дневника листок с новым стихотворением, завернула в него желудь и закопала в землю. Потом обильно полила землю в горшке, так что поверхность ее покрылась пленкой жидкой грязи, и поставила горшок на подоконник. А сама пошла спать.
В ту ночь ей снились «джемми», о которых когда-то рассказывала Джилли. Хрупкие духи земли вылетали из-под старого трехэтажного дома, в котором она жила, и заглядывали в цветочный горшок, стоявший на подоконнике. Утром Венди встала и первым делом поведала свой сон закопанному в землю желудю.
Осень сменилась зимой. Жизнь Венди шла как обычно. Она работала в ресторане и писала стихи; регулярно встречалась с друзьями и даже завела себе любовника — с этим парнем она познакомилась на вечеринке у Джилли. Однако их отношения уже через месяц потерпели полный крах.
А жизнь продолжалась.
И
Почти все вокруг, кроме Джилли, Ла Донны и братьев Риддел, Джорджи и Кристи, считали, что Венди слегка не в себе. «Нет, конечно же, ничего серьезного, но, уверяю вас, она все-таки очень странная, очень!»
Венди это было совершенно безразлично.
Наверное, где-то в других странах тоже существовали Деревья Сказок, но их осталось так мало — во всяком случае так утверждал фокусник. А она теперь полностью верила ему. Доказательств у нее, правда, не было, была только вера, но, как ни странно, веры ей было вполне достаточно. И поскольку она поверила его словам, то прекрасно понимала: очень, очень важно, чтобы порученное ее заботам деревце выросло и набралось сил.
С приходом зимы на улицах стало гораздо меньше народа. Все, должно быть, старались сидеть дома, а может, просто мигрировали в теплые страны, как ласточки. Но Венди все же удавалось выследить тех, кто обладал более устойчивыми привычками. Их излюбленные места она знала прекрасно. Старый негр исчез, но «голубиная дама» по-прежнему каждый день продавала птичий корм или сама кормила птиц. Немец-ковбой продолжал произносить свои громоподобные монологи, хотя теперь уже в основном на платформах сабвея. Видела она и фокусника, но только издали; ей ни разу не удалось переговорить с ним.
К весне ее росток уже вполне походил на саженец дуба и достиг почти фута в высоту. В теплые дни Венди выставляла горшок на ступеньки заднего крыльца, где росток мог вкусить свежего воздуха и насладиться быстро набиравшим силу полуденным солнышком, но так и не решила, как ей поступить с ростком, когда горшок станет ему мал.
Впрочем, кое-какие идеи на сей счет у нее имелись. Часть обширного парка Фицгенри носила название Сады Силена и была посвящена поэту Джошуа Стэнхолду. И Венди казалось, что это самое подходящее место для ее саженца.
Однажды, уже в конце апреля, она остановилась, придерживая за руль свой десятискоростной велосипед, напротив публичной библиотеки в Нижнем Крауси, чтобы полюбоваться бледно-желтой волной расцветших нарциссов на фоне серой каменной стены здания. И вдруг скорее почувствовала, чем увидела, как знакомый красный велосипед остановился у нее за спиной. Она обернулась и глянула прямо в веселое лицо старого фокусника.
— Настоящая весна, верно? — сказал он радостно. — Самое время позабыть о холодах и ледяных ветрах и подумать о лете. Джон, например, прямо-таки чувствует, как набухают почки и бутоны, как проклевывается молодая листва и расцветают цветы! Кажется, сам воздух широко улыбается, приветствуя все растущее на земле.