Дорога Короля
Шрифт:
Орффа, побагровев, тщетно пытался вырваться из рук Гуртена.
— Да не видел я это чертово отродье! — орал он.
Лета поежилась. Она ведь все утро была на страже — конечно же, она должна была почувствовать, если бы зло пробралось в долину и залегло где-нибудь, выжидая! Удивительные мир и покой, царившие здесь всего несколько минут назад, разлетелись вдребезги, словно ее, Леты, здесь и не было!
Неужели все-таки Ласта? Но ее дар был Лете вполне понятен… Робар? В первое время Лета не ощущала в нем никакой магической силы, но он так юн, совсем
Нет, на пруд он, конечно, не пошел, нет! То, что требовалось от Робара, ни в коем случае не должно было грозить опасностью ему самому — это он должен был стать опасным для других, грозным оружием в чьих-то безжалостных руках! И главная цель этого врага, безусловно, внутри замковых стен…
— Дурак! — зарычал Гуртен на Орффу, который тут же схватился за меч. Уже и близнецы подошли к ним, и Тиффин огибал стол, направляясь туда же… Ласта так и застыла, прижав ладони к побелевшим щекам.
— Сам попридержи язык и воздух не порти! — орал Орффа. — И не пытайся тут изображать великого лорда, я тебе не вассал! Да я знать не знаю, куда этот паршивец подевался!
— Он приходил сюда, — сказал Труза. — Я его на мосту видел.
Орффа оскалился:
— Так что ж ты молчишь, тупица? Может, у тебя рот грязной шерстью забит, а? Что ж ты раньше-то молчал? Слово вымолвить трудно было?
— Ну все, хватит! — вмешался, защищая брата, Тристи. В руках он держал окровавленный нож, которым разделывал бычка, убитого Гуртеном. — Какая муха тебя укусила, Орффа?
— Какой я тебе Орффа? — Орффа умудрился даже собственное имя выкрикнуть как ругательство или угрозу. — Да кто ты такой, чтобы меня просто по имени называть? Скотник паршивый! В моих жилах течет кровь лорда Рурана, командующего…
— Немедленно прекратите! — Посох Леты повис в воздухе между мальчишками. Презрительно прищурившись, она переводила взгляд с одной разъяренной физиономии на другую. — Значит, ты, Труза, видел, как Робар шел сюда? Так давайте его отыщем. — То ли спокойный тон Леты, то ли ее посох подействовали на них, но они решили вновь объединить свои усилия — хотя бы временно.
— Ладно. Мы его поищем, — согласился Гуртен.
— Возможно, особенно искать и не придется. — Лета наклонилась к Ласте и спросила: — В которую из этих плошек собирал Робар орехи?
Ласта вдруг задрожала. Руки ее, точно плети, сплелись за спиной.
— Нет! Нет! — Она мотала головой из стороны в сторону, точно зверек, попавшийся в ловушку и умирающий от страха.
— Да! — От этого приказа Ласте было некуда деваться, и правая ее рука сама собой вдруг потянулась в сторону, пальцы изогнулись, точно огромные когти, а глаза от ужаса стали совсем круглыми. Она посмотрела на плошки с собранными утром орехами и ягодами, расставленные на столе, и рука ее, качнувшись, застыла над одной из них.
Лета мгновенно подняла посох и прикоснулась им к плошке.
Она отчетливо чувствовала, как пристально следят за ней дети, совершенно позабыв о своей недавней ссоре. Посох она почти не держала, позволяя ему свободно двигаться, покачиваясь и будто танцуя под ему одному слышимую мелодию, а потом шагнула в ту сторону, куда отклонился посох. Дети тут же последовали за нею.
Сперва снова в зал приемов… к той стене, где потайная дверь… Ох, как она была глупа, недооценив врага! И не разобравшись до конца в причинах той сцены, которую Робар устроил в оружейной!.. Ну почему, почему ее вдруг поразила такая слепота?!
Мысли ее метались, стараясь найти причину…
— Вы должны сейчас собраться все вместе. Отыщите Марсилу и Алану…
Лета даже не посмотрела, будут ли они исполнять ее приказание, но тут же услышала шарканье изношенных башмаков: дети бегом бросились искать остальных.
— Госпожа моя… — Ласта осторожно приблизилась к ней. — Госпожа, я боюсь!.. Я не могу… Я не знаю, что вы хотите заставить меня сделать!
— И я пока не знаю, что нам следует делать, детка. А что касается «могу — не могу», Ласта, то… подождем, пока не станет ясно, как поступить.
Она боролась с внутренним желанием отстранить их всех от себя — все эти переплетенные между собой жизни, собравшиеся вокруг нее, — и думать сейчас только о том, как лучше воспользоваться собственным оружием: не клинком, не топором, не копьем и не луком со стрелами, а только тем, что умеет и может она сама. И с тем же умением, с каким она плела ткань жизни, сплести сейчас совсем иную ткань — паутину, которая должна стать и средством защиты для них, и ловушкой для…
— Робар! Пожалуйста, госпожа моя, скажи! — Кто-то потянул Лету за руку, и она быстро обернулась. — Робар ведь здесь, правда? — Рядом стояла не только Алана, но и все остальные.
И Лета запела; слова заклинания с трудом срывались с непослушных губ; ей казалось, что губы ее заржавели, точно неухоженное оружие. Но потайная дверь все-таки открылась снова, хотя шары, вделанные в стены, светили так тускло, словно из них высосали весь свет.
Лета, видно, все-таки не утратила реакции, потому что успела схватить за руку Алану, которая уже бросилась вперед, стремясь войти в оружейную первой.
— Робар! — пронзительно крикнула девочка, но голос ее вдруг сорвался, и она умолкла, за что Лета была ей даже благодарна.
Посох, до сих пор слабо светившийся, вспыхнул ярко, и свет его блеснул на обнаженном клинке, а в темном углу среди оружия и доспехов шевельнулась какая-то еще более темная тень.
Лета успела установить защиту, и это спасло ее от метко нацеленного удара. Робар упал на четвереньки, и стало видно его лицо. Оно было ужасно — лицо не ребенка, а жестокого чудовища. То, что проникло в душу мальчика, полностью исказило его черты, гневно и злобно глядело из глаз…
Посох качнулся, указывая цель. Из него посыпались искры, потом возникло слабое пламя, его язык потянулся к ребенку, но то, что завладело Робаром, заставило магический огонь отклониться, повернуть назад.