Дорога на Чанъань
Шрифт:
— Вот ты, и ты, и ты, и вот те двое пусть отойдут в сторону. И вон те двое ремесленников — пусть станут чуть левее. Наверняка сбежали из шерстобитен, так и несет от них козьей шерстью.
Женщины с детьми, цепляющимися за оборванные и грязные, желтые от впитавшейся пыли подолы, — куда их деть прикажете? Толка от них никакого, жалкие, загнанные клячи. Да, здесь поощрений от начальства не получишь. И офицер быстро решает — отпустить. Пусть проваливают, да побыстрей…
Понемногу все задержанные оказываются разбитыми на небольшие группы, и вот уже остался только один человек лет сорока с худым и морщинистым лицом. Остальные задержанные явно его
— Кто такой?
Человек поднимает на него взгляд глубоко запавших глаз. Устало смотрит он на молодого офицера, на воронье перо — боевой знак отличия, лихо воткнутый в шлем, на золотые кольца, на саблю в богатых ножнах.
— Ты — шпион? Лазутчик? Признавайся.
По произношению, по коротким рубленым фразам видно, что молодой офицер родом из пограничных районов. Учился он чему-нибудь кроме военного дела?..
— Ну! Отвечать. Признаешься?
— Да, — сказал человек. — Признаюсь. Я не шпион.
— Не хитрить. — Взгляд офицера становится цепким. — Обыскать его.
Человека обыскали. Офицеру докладывают — в мешке у человека обнаружено шесть чистых листов бумаги, семнадцать — исписанных, палочка туши и прибор для письма в дорогом футляре.
Офицер мельком взглянул на исписанные листы. Вынул из яшмового футляра кисть и осторожно потрогал упругое жальце. Быстро, в упор, взглянул на человека. После этого сказал убежденно:
— Ты — шпион.
Остальных задержанных он велел своему помощнику распределить согласно приказу. Этого он допросит сам.
Офицер сидел под навесом и ждал, пока солдаты уведут крестьян и ремесленников в сарай за караульным помещением — оттуда их в специальных повозках ночью увезут в город. Тонкой бамбуковой щепкой офицер ковырял в зубах, стараясь скрыть ему самому непонятное смущение. Он был очень молод. И очень храбр — именно храбростью он заслужил офицерский чин и воронье перо, это было совсем недавно, при штурме Лояна. Этот человек, не похожий ни на крестьянина, ни на ремесленника, не нравился ему. Кто он? Может быть, и на самом деле лазутчик?.. Три недели службы в этой дыре, вдали от Чанъани, надоели офицеру сверх всякой меры. Только и дела, что вылавливать вшивых крестьян и отправлять, как скот, в город. Кто тут мог оценить его офицерское звание? Офицеру очень хотелось в столицу, где его более удачливые товарищи день и ночь веселились в обществе красивых девушек. Но приказ был строг — заставу разрешалось покидать только в исключительных случаях. Все эти долгие три недели исключительных случаев не представлялось. Но, может быть, ему сейчас повезет…
— Ну так что?
Человек с усталым взглядом еще раз посмотрел на офицера. Потом он сел. Офицер с изумлением таращил глаза. Он не мог сразу решить, что ему надо делать. Он нерешительно взялся было за саблю… Нет, не то. Он вынул из-за пазухи маленький костяной свисток и дунул в него два раза. Гут же появился хромоногий писарь, присел рядом с офицером, положил на колени дощечку. Человек сидел на земле, с наслаждением вытянув ноги. Он шел без передышки двое суток. За последний месяц он трижды чудом избегал смерти. Он пережил предательство генерала Гэ Шу-ханя, которое было для него еще хуже, чем смерть. Он устал. Он смертельно устал и не хотел больше ничего. Куда он шел? На юг. Зачем? Он и сам задавал себе этот вопрос, но все равно шел. Если бы ему удалось миновать эту заставу, он бы выбрался за линию мятежных войск. Не удалось. Что же…
— Как тебя зовут?
На мгновение им овладело искушение назвать какое-нибудь другое имя. Интересно, разыскивают ли его? Нет, он не станет вымаливать себе жизнь, а умирать все же лучше под своим именем.
— Меня зовут Ду Фу.
— А твое настоящее имя?
— Это настоящее.
— Ты шпион.
— Нет.
— Имя!
— Я уже сказал.
Офицер смерил человека внимательным взглядом. Пожалуй, он был даже доволен. Если этот человек и дальше будет вести себя так же, не исключено, что тот самый случай представился. Подозрительная личность. Только бы он не рассказал все раньше времени. На всякий случай офицер сказал громко:
— Не умничать. Отвечать на вопросы. Не то будет очень плохо.
Голос у офицера был высокий и ломкий. Ему недавно исполнилось девятнадцать лет, и он был красив. Красота молодости…
— Имя?
— Ду Фу.
— Ну ладно, — миролюбиво сказал офицер. — Мы еще вернемся к твоему имени. Возраст?
— Сорок четыре года.
— Профессия?
Он и сам был изумлен своим ответом:
— Поэт, — сказал он.
Бамбуковая щепка застряла на полпути ко рту.
— Кто, кто?
Человек снова пошевелил потрескавшимися губами:
— Поэт.
— Что значит — поэт?
Ду Фу с трудом разлепил веки. Было очень жарко, двое суток он не спал, пробираясь на юг. Он был голоден, его мучила жажда. Язык терся о десны, причиняя боль. И все же. У него хватило сил удивиться. Так вот, значит, каков один из новых хозяев столицы. Он спрашивает, что такое поэт. Читал ли он что-нибудь в своей жизни? Где он учился? Учился ли он вообще? Какое молодое у него лицо. И вообще, как хорошо быть молодым… Солнце светило прямо в глаза, и веки смыкались сами. Как забавно, что его задержал именно этот пост, начальник которого не знает, что такое поэт. Какой глупый, какой наивный вопрос. Что такое поэт…
И вдруг он понимает, что вопрос это совсем не такой простой и что он не знает, как на него ответить…
Офицер ждет. Он заинтересован. Он не знает, что такое поэт. Сейчас он это узнает. Человек раскрывает рот. Он что- то говорит. Что?
— Дайте мне воды, — шепчет человек. — Во-ды…
— Что он там бормочет?
Офицер с трудом понимал здешний диалект. Писарь встал, аккуратно отложил дощечку для письма, наклонился.
— Воды… — прохрипел Ду Фу.
Теперь офицер понял. Он вскочил. Писарь поднял на него глаза и немного побледнел. Сейчас доблестный Ши Гуань вытащит свой благородный меч и глупая голова этого болвана покатится по земле. Писарь даже отодвинулся немного, чтобы кровь не брызнула ему на халат. Офицер нервно тянул меч из ножен. Вытянул. Плашмя опустил его на спину писаря.
— Проклятый сын свиньи! Живо! Ну…
От боли и неожиданности писарь споткнулся и упал. Офицер смеялся, показывая острые белые зубы, — да, это тот самый исключительный случай.
Ду Фу сидел в полузабытьи, свесив голову на грудь. Он так и не успел объяснить офицеру и кавалеру вороньего пера, что такое поэт. Прибежал писарь с кувшином воды. Ду Фу глотал, захлебывался, пил, пил, пил… Все. Писарь встал. Офицер Ши Гуань рассматривал исписанные свитки, испещренные ниспадающими четкими строками. Остановившийся в двух шагах от него писарь с испугом пытался понять, почему начальник держит исписанный лист вверх ногами. Офицер, обернувшись, перехватил его взгляд, побагровел, быстро свернул лист в трубочку.