Дорога на запад
Шрифт:
– Я не верю в то, что Кевин ищет приключений на свою голову, - заявил Раскер, - но когда эти приключения с ним случаются, он оказывается готов к ним.
А приключения, казалось, отыскивали Кевина довольно часто, или он их отыскивал.
Все тот же безмозглый осел, оскорбивший Кевина, решил посчитаться с ним за свое изгнание из академии и тем хоть немного подсластить свое горькое счастье. Всегда находится кто-то, кто оказывается неспособным усвоить полезные уроки. Он напал на Кевина ночью и попытался нанести ему страшный удар шестом. Видимо, ему удалось каким-то чудом задеть Кевина по касательной. Его подобрали с земли все еще бесчувственного,
Однажды ночью в городе произошел еще один случай. Кевин, как обычно, прогуливавшийся в одиночестве, был освистан группой из четырех молодых людей, которые, безусловно, избрали его академическую тунику в качестве объекта для своих не слишком тонких шуток. Каковы были их истинные намерения, до сих пор остается невыясненным; Кевин, по крайней мере, настаивал, что они намеревались раздеть и ограбить его, так как, по общепринятому мнению, все курсанты академии должны быть довольно богатыми. Короче говоря, Кевин серьезно поранил кинжалом двоих, сломал руку в локте третьему, а затем стал преследовать четвертого, а настигнув, опрокинул н землю и намеренно и очень жестоко исполосовал ему обе ладони.
И снова он предстал перед Раскером и Сантоном, еще одним преподавателем академии. В то время как Раскер отвечал за обучение владению оружием и тренировку тела, Сэнтон занимался психологической подготовкой. И снова оба допрашивали Кевина по поводу его стремления превышать пределы необходимой самообороны.
Его единственным ответом было равнодушное: "Они это заслужили".
Кевина снова перевели на положение стажера академии и запретили покидать ее территорию на протяжении трех месяцев. В первый же вечер, после того как срок наказания истек, Кевин сильно избил двух взрослых мужчин, пытавшихся его ограбить. Поскольку ему еще не разрешалось носить оружие в городе, средством защиты ему послужил стальной кубок, который он схватил с лотка торговца. И хотя в этом случае Кевина ни в чем не обвинили - это была чистая самозащита, - Сэнтон все же высказал предположение, что Кевин намеренно разгуливает в сумерки по улицам городка, чтобы провоцировать подобные нападения, и что все подобные инциденты в будущем должны быть отнесены к разряду спровоцированных Кевином.
И хотя с тех пор Кевин ни разу не был замечен ни в чем подобном, Сэнтон обратил внимание на то, что количество случаев с нанесением увечий представителям городского дна сильно увеличилось, особенно в окрестностях академии. Городская стража не очень этим интересовалась. Рейлон Уотлинг, которого Сэнтон вызвал к себе как сержанта городской стражи, с одной стороны, и как неофициального опекуна Кевина, с другой стороны, сказал, широко улыбаясь:
– Да наверняка все эти вонючие крысы сами нарывались на хорошую трепку. Страже от этого только лучше, не надо беспокоиться и не надо слишком часто посещать ваш район.
Сэнтон между тем опасался, что природные физические данные, непреодолимая воля к победе и жгучая ненависть по отношению к ночным ворам и убийцам могут в совокупности породить человека, склонного к нанесению тяжких увечий.
Кое-кто может решить, что это просто одинокий морской волчонок пытается показать себя среди чужих ему жителей побережья. Можно сказать также, что пятеро воров, поднявшихся ночью на борт "Кресчера",
– Мой отец говорил о море, что человек может выжить только в том случае, если досконально понимает море и умеет проделывать его штучки лучше, чем само море. Мне кажется, что то же самое относится и к суше.
– Станешь ли ты охотиться на акул просто потому, что они живут в море?
– спросил Сэнтон.
– Мне кажется, что разумный человек должен воспринимать акул как часть своего мира и рассматривать подобную охоту з ними как детскую трату сил и энергии.
Кевин нахмурился так, словно это Сэнтон нуждался в объяснениях.
– У акул нет выбора, - сказал он.
– Она не знает ничего лучшего, кроме как быть акулой. У человека есть выбор.
Они вызывали даже мага Корлеона из Латонии, чтобы он немного поколдовал и выявил в юноше хоть какие-то злые намерения, но и он ничего не обнаружил. Корлеон был уверен, что юноша совершенно не виноват, что он не должен нести никакой ответственности за свои действия, так как не сделал ничего дурного.
С тех пор Кевину удавалось в основном оставаться "чистым", что в переводе с языка курсантов на язык человеческий означает лишь то, что он больше ни на чем не попадался.
Единственный инцидент, который наделал много шума, произошел с Раскером, а точнее - с его личной шпагой, чье иззубренное в сражениях лезвие было так дорого его хозяину, что даже когда Раскер ложился спать, шпага всегда находилась поблизости. И вот однажды, мрачным и бурным утром, эта шпага была обнаружена на высоте двадцати саженей от земли, привязанной к флагштоку сторожевой башни над входом в академию. Сначала, разумеется, Раскер рвал и метал, тем более, что гнев его подогревался многозначительными ухмылками восьми рабочих, которые прибыли с лебедкой и канатами, чтобы снимать с шеста имущество Раскера. Однако впоследствии в его высказываниях на эту тему сквозили гордость и уважение к тому, кто сумел скрытно проделать такую шутку, которая и в хорошую погоду требовал немалой физической силы и сноровки.
– Кто бы ни был этот негодяй, - признавался он Сэнтону, - это прекрасный курсант, который может служить гордостью для всей академии. Но если я когда-нибудь узнаю, кто это сделал - тот может завещать Господу все, что останется от его задницы!
Удивленные ночные часовые ничего не слышали. Ни один человек не входил ночью в их караульное помещение. Следовательно, все было проделано снаружи - сначала десять саженей мокрой вертикальной стены, сложенной из камня, а потом еще десять саженей флагштока.
Нарушитель спокойствия так и не отыскался. Что более всего любопытно, так это то, что и среди курсантов о нем ничего не было известно. Слухи, передававшиеся из уст в уста, склонны были приписывать эту честь Кевину, сам он только улыбался, слушая, как Раскер объясняет аудитории все трудности, которые грозят смельчаку, решившемуся взобраться в шторм н такой высокий флагшток.
Сам Раскер ни капли не сомневался в виновности Кевина, но у него не было ни признания виновника, ни неопровержимых доказательств его вины, и поэтому он не мог настаивать на наказании. Этот случай никогда не рассматривался непосредственно. Лишь десять дней спустя Раскер прикоснулся к нему почти вплотную, когда выбрал Кевина, чтобы тот продемонстрировал новичкам, как нужно без помощи рук взобраться на высокую стену.