Дорога на запад
Шрифт:
– Эй, парень, сходи, позови отца.
– А я не знаю, где он, - отвечает парень.
– Он что, работает?
– спрашивает возница.
– А я не знаю, - снова отвечает парень.
– Ну хорошо, значит, он дома?
– А я не знаю, - говорит парень.
– Ну, а как ты думаешь, он вообще-то в деревне?
– спрашивает возница, начиная сердиться.
– А я и этого не знаю, - снова говорит парень.
Тогда возница посмотрел этак, посмотрел на него, ты понимаешь как, и говорит:
– А ты, олух, хоть что-нибудь знаешь?
– Ага, - говорит эта деревенщина, - я знаю, кто моя мать".
С этими словами рассказчик громко расхохотался, хлопая себя по бедрам в полном восторге. Его товарищ продолжал хмуриться.
– Это не смешно, Истен. Я сам не знал своей матери.
– Ну ладно, - Истен почесал под мышкой, - тогда отгадай мне загадку. Что такое: когда поймаю - отпускаю, а когда не поймаю, при себе оставляю?
– Это вши. Я знал эту загадку сто лет назад.
– Отлично. А вот такую загадку: за горой поле, большая часть вспахана, меньшая - засажена, а по краям огороды. Это что будет?
– Ради всего святого, Истен. Я еще мочился в штаны, когда впервые услышал эту загадку. И перестань, пожалуйста, надо мной смеяться. Я тебе еще раз говорю - мне все это надоело. Мы просто впустую тратим время, сидя на этом камне, как две облезлых вороны.
С этими словами он плюнул с обрыва вниз и некоторое время наблюдал, как плевок исчезает в густом переплетении черных ветвей внизу.
– Слишком рано для того, чтобы по этой проклятой дороге проехало что-нибудь стоящее, - продолжал он.
– Это не дорога, а болото. Два дня мы тут ждем, и за все это время мимо нас проехала всего одна повозка с кожами, да еще по лесу промчалось что-то огромное, которое сопело и фыркало...
– Он бросил опасливый взгляд на темную стену мрачного елового леса, росшего по гребню холма.
– Я тебе точно говорю, Истен, мне ни капли тут не нравится. Это дремучий лес, и мне даже думать не хочется, что тут может водиться.
Истен с отвращением хрюкнул:
– Ты что же, хочешь вернуться в город, чтобы нас опять отметелили з то, что мы попытались наложить лапу на тот никчемный кошелек? Мне что-то неохота, - он выругался и тоже плюнул вниз.
– Чтобы нас раздели и выпороли! Этого оскорбления я вовек не забуду.
– Ты можешь злиться по этому поводу сколько тебе угодно, но только тебе все равно не стать настоящим разбойником с большой дороги, таким, какие обитают неподалеку отсюда, в дальнем лесу. Может быть, ты, Истен, и не замечаешь этого, но мы совсем не такие, как они - настоящие кровожадные бандиты с Западных холмов, с их ужасными зверями и всем прочим. Да они нас на обед сожрут и не поперхнутся.
– Ну вот, Норли, ты все пытаешься возразить мне. Мне кажется, что ты не будешь доволен до тех пор, пока тебе не предоставится возможность постоянно спорить со мной. Но сейчас я...
– Он внезапно замолчал, поднялся на ноги и уставился вдаль.
– Сюда прется какая-то лошадь. Она там, н востоке.
Норли тоже встал и стал пристально всматриваться в том направлении, куда указывал Истен.
– Но я ничего не вижу, - возразил он.
– Конечно же нет. Ты слеп как крот. Большая черная лошадь и человек, который идет рядом с ней.
– Один человек?
– Да, всего один.
Норли нахмурился:
– Мне все это не нравится, Истен. Человек, который отважился отправиться в путь в одиночку, наверняка сможет о себе позаботиться. Будет лучше, если мы дадим ему пройти мимо.
– Нет!
– Истен подтягивал обрывок веревки, на котором держались его брюки.
– Мы же не зря влезли в это дело. Нас двое, а он один, и это повышает наши шансы, если только мы станем действовать так, как я задумал. А ты, если думаешь, что я здесь расселся для того, чтобы просто смотреть, как этот подарок проедет мимо, напевая "Благословенна будь, Синяя птица...", то ты такой же простак, как кот сапожника.
Норли покачал головой:
– Все равно мне это не нравится. Ты сказал, у него очень большая лошадь? Наверняка это кто-то из военных. Мне что-то не хочется грабить никаких военных.
– А вдруг это торговец лошадьми? Низкорослый, одноглазый, да еще хромой на одну ногу? Тебе бы это больше понравилось?
– Истен улыбался широкой, беззубой улыбкой.
– Ну...
– он шмыгнул носом и утер тыльной стороной ладони.
– Действуй, как договорились. Я пойду дальше по дороге со своим мечом и спрячусь вон в тех камнях.
– Истен вытащил заржавленный, иззубренный клинок, рукоять которого была слегка обломана у конца.
– А когда я выскочу на него, ты начинай целиться в него из лука, прямо отсюда. И поторопись, чтобы не получилось так, что я стану указывать ему наверх, где должен стоять ты, а тебя вдруг не окажется. И ради всех богов, Норли, не знаю, сколько их есть, пять или шесть, поосторожней с луком! Я знаю, что ты не видишь дальше наконечника стрелы, но все же постарайся не приближаться ко мне, когда будешь стрелять. Я не хочу, чтобы ты проткнул мне зад своей стрелой.
– Мне кажется, тетива чересчур отсырела, - пробормотал Норли.
– Норли...
– воскликнул Истен, но Норли продолжал хмуриться.
– Все-таки мне все это не нравится.
Кевин начал разговаривать со своим конем с того самого дня, когда он купил его.
– Эй, лошадка, ты, пожалуй, изумительная штучка, не так ли?
Конь наклонял свою крупную голову и рассматривал Кевина своими мрачными карими глазами, размерами немного уступающими донышку пивных кружек. Торговец же оглядывал Кевина, рассматривая его одежды и пытаясь оценить его повадку.
– Это очень хороший, большой конь, сэр. Как раз для вас, как мне кажется. Большой и страшный конь, если он захочет, то въедет с вами прямо на стену замка; только для того, чтобы набить ему подкову, вам понадобится десять или двенадцать здоровых мужчин.
Кевин полюбил лошадей с самого начала, с тех пор как в академии он познакомился с некоторыми приемами конного боя.
– Клянусь всеми богами, - сказал он коню, - ты - король лошадей!
Конь не возразил, и с тех пор эта односторонняя беседа продолжалась и продолжалась. Кевин считал, что это совершенно безвредная привычка. В городе ему приходилось встречать людей, которые беседовали с пустым местом и умудрялись при этом получать ответы. Поскольку Кевин путешествовал в одиночку, то и советовался он только с самим собой; в любом случае он не стал бы вступать в разговоры с первым встречным. Конь же обладал тем преимуществом, что не перебивал, не возражал и не бормотал себе под нос, как помешанный. Это действительно был очень хороший слушатель. Он следовал чуть сзади, согласно кивал при каждом шаге, а его массивные копыт расплескивали грязь во все стороны. Голова его была опущена, глаз полузакрыты, и казалось, что стоит Кевину остановиться, и конь либо заснет на полушаге, либо налетит на него.
Но это был не просто чудовищно большой конь: это была настоящая боевая машина. Ноги коня напоминали колоды, а голова была такого размера, что может привидеться только в кошмарном сне. Спина этого огромного животного находилась на две ладони выше человеческой головы, поэтому очень многим казалось, что к коню такого размера непременно должна прилагаться и лестница, чтобы взбираться по ней наверх.
Конь этот в полном боевом облачении, чувствуя на спине вооруженного всадника и видя перед собой врага, превращался в сеющее ужас создание. Ни дремоты, ни тупого безразличия, ни полуприкрытых глаз. Вместо всего этого конь приобретал демоническую внешность. На одной из тренировок этот конь в щепы разбил семь манекенов за время, за которое не успел бы упасть н землю подброшенный камень. Головы двух из этих манекенов отыскали потом шагов за двадцать от того места, где произошло показательное сражение.