Дорога на запад
Шрифт:
– И ты был бы таким, если б простоял здесь так долго.
Голос был писклявым и тонким. Глянув в траву у подножия одной из башенок, из которой выпрыгнула крупная жаба, шериф напустил на себя скучающий вид.
– Нас ожидают, - сказал он невыразительным, ровным голосом. Углы его рта изогнулись в гримасе.
– Ожидают! Ожидают!
– пропищала жаба.
– Кого ожидают?
– Если ворота не откроются до тех пор, пока я успею сосчитать до четырех, - сказал шериф, - придется проверить, может ли твой хозяин прийти и открыть их.
– Волшебное слово!
– Жаба заморгала, высоко подпрыгнула и запищал изо всех сил: - Откройся!
Жеребец Кевина захрапел и отпрянул. Кевин натянул поводья и привстал в стременах, чтобы рассмотреть жабу получше, но та уже исчезла в траве.
– Что такое...
– начал он.
– Не обращай внимания, - шериф махнул рукой.
– Глупый щенок любит пугать деревенских жителей. Признаться, он не слишком обременен добродетелями.
Петли заскрипели, и ворота отворились внутрь, в небольшой дворик, вымощенный каменными плитами. Прямо напротив ворот в арке сводчатых дверей стояла высокая фигура в сером плаще с низко надвинутым капюшоном. Шериф тронул кобылу с места и подъехал прямо к этой фигуре. Кевин следовал з ним на некотором расстоянии.
– Добро пожаловать, - сказала фигура.
– Меня зовут Югон.
Голос был глубоким и неторопливым, а тон - выдержанным, словно обращенным к человеку, который не слишком хорошо понимает сказанное по причине недостаточного умственного развития. Стоя в обрамлении высокой стрельчатой арки, фигура эта походила на призрак. Сначала лица ее вовсе не было видно, однако, когда они приблизились, Кевин разглядел под капюшоном тонкие черты. На первый взгляд черты не выдавали никаких чувств, однако, присмотревшись повнимательней, Кевин обнаружил, что тонкие губы и узкие глаза слегка искажены ядовитой улыбкой. Он подумал, что это молодой человек, вряд ли старше его самого.
Тем временем из складок напоминающего саван плаща появилась тонкая рука. Рука эта сделала какой-то жест, и из боковых дверей выбежал подросток в темно-коричневой блузе.
– Поросенок присмотрит за лошадьми, - монотонно прогудел молодой человек, назвавшийся Югоном. Кевин и шериф спешились, причем шериф немало удивил Кевина, отвесив глубокий и почтительный поклон, все благоприятное впечатление от которого, однако, было напрочь испорчено саркастическим тоном его голоса, который звучал на этот раз на редкость ядовито:
– Твои приятные манеры и обходительность поистине безграничны, добрейший Югон. А теперь перестань вести себя, словно король волшебников, пока я не надавал тебе пинков по заднице и не сбил с тебя спесь.
Югон с достоинством наклонил голову и повернулся. Кевин успел заметить, что он улыбается, прежде чем его лицо снова исчезло под капюшоном. Молодой Поросенок принял их коней, и оба они последовали з Югоном по длинному коридору, освещенному факелами в искусно выкованных стальных держателях.
– Это парень из Мидвейла, - сообщил шериф, нимало не заботясь о том, чтобы говорить потише, - он всегда был самовлюбленным маленьким сопляком.
Тем временем Югон вывел их через небольшую, обитую железом дверь в следующий коридор. Этот коридор был длинен, и шаги отдавались в нем гулким эхом. Непроизвольно Кевин начал двигаться крадучись, поминутно оглядываясь через плечо.
– Что это за место?
– спросил он.
– Башни. Башни Экклейна, - проворчал шериф.
Кевин от удивления замер, уставившись сначала на шерифа, потом н Югона, ушедшего по коридору на несколько шагов вперед.
– Экклейн?!
– произнес он хриплым шепотом.
Шериф остановился, повернулся к нему и кивнул. Кевин потряс головой:
– Но... но ведь Экклейн - это легенда!
– Да, она нравится ему самому.
– Он... здесь?
Шериф издал невнятный звук, напоминающий сдавленный смешок:
– Почему бы и нет? Тебе ни разу не приходило в голову, что каждый человек должен где-то быть? Как ты там говорил: "Не важно, где ты есть, там ты будешь"?
– Однако...
– "Однако" у коня меж ногами, я тебе уже говорил это. А теперь пойдем, - шериф дернул головой в направлении фигуры в капюшоне.
– Югон в восторге от твоей реакции.
Потом было еще много полутемных коридоров, дверей, стертых ступеней, неправильной формы двориков, темных длинных залов, потом шериф потерял терпение и сказал:
– Пожалуй, Югон, нет необходимости в соблюдении всех мистических формальностей.
И тут их внезапно ввели в просторную залу без окон. По углам ее стояли высокие, выше человеческого роста, точеные бронзовые жаровни, каждая из которых светилась ярким, светло-желтым светом, который казался несколько более интенсивным, чем обычное пламя. Жаровни освещали всю комнату вплоть до самых дальних укромных уголков и стропил высокого сводчатого потолка. Стены в промежутках между высокими шкафами были завешаны гобеленами с изображением древних битв и героических подвигов. Некоторые из них были настолько древними, что изображения на них поблекли, а краски полиняли и выцвели. В центре комнаты большая площадь была занят большим дубовым столом, шириной в сажень и длиною в три. Стол был завален свистками, инструментами и разнообразными предметами неизвестной природы.
Вообще вся комната представляла собой невообразимую смесь порядка и хаоса. Аккуратно сложенные стопки фолиантов в кожаных перелетах на краю стола поднимались прямо из хаотического нагромождения старинных манускриптов и свистков. Аккуратный футляр для рукописей придавил к земле кипу старых измятых пергаментов, сверкающий механический прибор стоял в окружении в беспорядке раскиданных узлов и запчастей, а под шкафами, н полках которых выстроились аккуратные ряды керамических контейнеров, снабженных ярлыками с надписями, прямо на полу были свалены в кучу засушенные растения и еще какие-то предметы, определить происхождение которых Кевин не решился. В конце концов его внимание привлек самый большой гобелен, на котором была изображена какая-то причудливая карта.
– Весьма фантастическая интерпретация Двенадцати Древних Королевств, - с ноткой нетерпения произнес чей-то резкий голос, - она висит здесь для того, чтобы от стены не слишком дуло.
За столом, в самой его середине, в причудливом кресле, которое почти полностью скрывало его, сидел старик, закутанный в поношенный и полинялый белый плащ. Его седые волосы серебряным водопадом ниспадали на узкие плечи. Лицо напоминало побитый непогодой пергамент, натянутый непосредственно на кости черепа. Темные, глубоко посаженные глаза слегк мерцали из-под низких седых бровей. Между прядей спутанной белоснежной бороды виднелся тонкий решительный рот. Несмотря на все это, в его голосе не было и намека на старческий возраст.