Дорога на запад
Шрифт:
– Так... а теперь первый, пожалуйста.
После такого же тщательного исследования он кивнул.
– Второй немного получше. Тысячу за пару я дам.
Кевин постарался скрыть улыбку. Оба сапфира были абсолютно одинаковыми. В этом как раз и заключалось основное достоинство беланезийских камней, которое и позволяло им стать законным и общепринятым средством платежа наравне с деньгами.
– Сейчас мне не нужна тысяча, - сказал он, - и к тому же я не хотел бы таскать с собой такую тяжесть. Выбери себе любой из этих камней за пять сотен. С этой целью я и пришел, и с ней я уйду, или мне придется выйти
– Я могу дать расписку на всю сумму, и вам не придется носить золото с собой.
Теперь настал черед Кевину раздумчиво возводить глаза в потолок и произносить многозначительное "Гм-м". Он знал, что расписки будет достаточно; шериф дал этому торговцу самую лестную характеристику, как самому надежному и заслуживающему доверия на много миль в округе и славящемуся своей честностью на всем протяжении Торгового пути. Как говорили, "расписки Эссена так же хороши, как и его золото". Местные торговцы и купцы принимали их без возражений.
– Или вы слишком недавно приехали в Мидвейл, молодой человек, или не слишком уверены в своих поступках, раз колеблетесь так долго, - поторопил его старый торговец.
– Мои расписки всегда можно превратить в звонкую монету.
Кевин кивнул.
– Тысяча за пару - заметано. Я возьму расписку на восемьсот золотых и две сотни паланскими платиновыми гинеями.
Паланские монеты имели рубчатый гурт по краям, что служило гарантией того, что они не были соскоблены.
– Я не имею дела с неполноценными монетами, молодой человек, я их не принимаю и не даю. Если хотите, я могу взвесить их, Кевин из Кингсенда.
– Если это вас не затруднит, торговец. Кстати, у меня есть собственный эталон.
– Кевин протянул Эссену сверкающий латонский золотой, завернутый в кусок мягкой ткани. Старик тщательно взвесил золотой, положил на другую чашку весов свой одноунцевый разновес, кивнул и снова вручил золотой Кевину. Еле заметная улыбка тронула уголок его губ и прорезала н лице новые морщинки.
– Я не думал, что ты тоже торговец, Кевин из Кингсенда.
– Если хочешь выжить среди торговцев, ты должен сам стать таким, Элдер Эссен.
– Кевин улыбнулся: - Каждый человек одновременно и стрела, и мишень.
Услышав старинную пословицу, торговец улыбнулся Кевину. Взвесив платину, он принялся писать расписку:
"Я, Эссен Элдер, торговец ювелирными изделиями, проживающий в Ясеневом квартале города Мидвейла, что находится на Великом Западном торговом пути, торжественно заявляю и клянусь выплатить подателю сего, Кевину из Кингсенда, восемьсот золотых по его первому требованию.
Если упомянутый Кевин из Кингсенда пожелает, то он может переписать данную расписку на другое лицо, которое в свою очередь может переписать ее еще кому-либо, но не более трех раз".
– Заходите еще, Кевин из Кингсенда, когда ваш кошелек снова будет нуждаться в том, чтобы его наполнили, - пригласил он, вручая Кевину расписку. Кевин ухмыльнулся:
– В следующий раз, торговец, тебе не удастся заработать на мне так легко.
Легкая, неуверенная улыбка снова появилась на лице Эссена:
– Я буду с нетерпением ждать этого момента.
Кевин шагал обратно в казармы, низко опустив голову и хмурясь,
– Тебя окружает смерть! Ты носишь ее с собой! Смерть ждет тебя н дороге! Смерть - твой верный попутчик!
Это звучало даже лучше той фразы, которая так рассердила шерифа. "Опасность и Смерть - мои старые товарищи" - это звучало весомо.
– Это все?
– спросил Кевин едко.
– Ты устремлен в ужасную тьму, как стрела уносится в ночь. Там ждет страшное зло, - гадалка состроила такую рожу, чтобы сразу было видно, как она потрясена открывшимся ей зрелищем. Закутавшись в свой темный плащ он вся тряслась, светлые старческие водянистые глаза устремились в невидимые простому смертному дали. Замогильным голосом она объявила: - А теперь уходи. Я не смею продолжать.
Он заплатил ей ее цену - целую серебряную крону - и пошел дальше. Болтливая старая карга!
Итак, это была его собственная вина. Никакая банда разбойников не волокла его сюда силком.
Но он оказался здесь и был вовлечен шерифом в какую-то авантюру! И это жгло его, словно стрекательные нити медузы. Это и еще - последние слова шерифа, сказанные после ухода капитана Микела: "Ты, парень, словно монета из далекой страны - новенькая и блестящая, но пока - неизвестного достоинства. Ты пока еще остался неистраченным".
Что ему-то об этом известно? Властный, надутый, утомительный старый ублюдок!
Кевин знал, что не должен был раздражаться. Мелкая раздражительность скверно влияла на душевное равновесие и могла его нарушить. Я знаю, Сэнтон, я знаю, знаю, знаю! Но, милостивые боги, как же он не любил, когд ему приказывали что-то делать! Казалось, что весь мир состоит из одних только самодовольных, надутых и претенциозных дураков, которые каким-то образом получили возможность командовать остальными, указывая им, как надо вести свои дела.
Кевин припомнил один случай. Это было в прошлом году, в Северо-восточном королевстве. Кевин навьючивал мула, а какой-то человек, которому больше нечем было заняться, сидел поблизости с мрачной гримасой на лице и наблюдал за ним. В конце концов он промолвил с усмешкой:
– Ты, парень, неправильно увязываешь тюки.
Кевин даже не повернул головы.
– Ты невнимательно смотрел, старина. Мулов навьючивают именно так, как я делаю.
Последовала негодующая пауза, затем человек сказал: