Дорога на запад
Шрифт:
Служанка наклонила голову и нахмурилась:
– Совсем недавно ты так не разговаривал.
– Да, конечно... это, наверное, твое пиво сыграло со мной такую скверную шутку. Скажу тебе как на духу, красавица, именно пиво способно изменить все на свете к худшему.
Он встал из-за стола и бросил ей несколько медяков.
– Мне надо возвращаться к своим свиньям, крошка. Они начинают скучать, когда я слишком задерживаюсь.
Когда Кевин вышел на улицу, там уже сгустились сумерки. Кевин быстро пересек улицу по направлению к оружейной мастерской. На севере снов гремела гроза. Кевин потер лицо обеими руками, потряс головой, словно пытаясь прогнать прочь наступивший вечер. Сколько кружек этого пойла он выпил?
И он сам себе ответил, что это не имеет никакого значения, потому что он сам и только сам мог довести себя до состояния, граничащего с глупостью. Он снова с яростью затряс головой, желая, чтобы его стошнило вот тут, прямо посреди улицы, и чтобы вместе со рвотой он мог извергнуть из себя все, что скопилось в нем плохого и неправильного. Без сомнения, он попал в беду, и поэтому, что бы он ни предпринимал, ничто не было решением проблемы.
Итак?..
– Однажды, - пробормотал он, припоминая один из девизов Сэнтона, - однажды ты бросишь вызов всем демонам. Сначала эль и вино, потом...
Он не был уверен, что будет потом. Но он узнает, когда с первыми двумя будет покончено.
Новый меч очень удобно помещался в ладони. Кевин заранее оговорил, что он должен быть на пол-ладони короче обычного боевого меча, однако, несмотря на это, он был великолепно сбалансирован, а длинная рукоятка был обкручена проволокой для двуручного обхвата. Упертый концом в землю, меч как раз достигал навершием рукояти до пояса Кевину, который немедленно испробовал оружие, несколько раз взмахнув им в воздухе.
– Нет ли у тебя акульей кожи, чтобы обтянуть рукоятку?
– спросил он.
– Акульей кожи?
– оружейник с подозрением посмотрел на Кевина.
– А что такое акулья кожа?
– А, не обращай внимания, - отмахнулся Кевин.
– Это... очень грубая и шершавая кожа, которая очень хорошо подходит для всего того, что не должно выскальзывать из рук.
– Понятно...
– протянул оружейник.
– Но что такое акула?
– Ну... это такая очень большая рыба.
– И очень шершавая, да?
– угол рта его начал кривиться в усмешке.
Кевин энергичным движением руки отодвинул вопрос об акулах далеко в сторону:
– А как насчет шлема и щита?
На шлеме сзади была довольно глубокая вмятина от меча, которая точно совпадала с болезненной опухолью у Кевина на затылке.
– Со шлемом все в порядке, так... легкая шероховатость. Я выправил его довольно легко. Но вот щит...
– Артур покачал головой, прислонив щит к скамье. По его верхней части тянулась глубокая впадина, словно щит согнулся в этом месте.
– Что за меч нашелся в двух или трех преисподнях, который сделал это? И каким же огромным был тот, кто держал этот меч в руках?
– Да, не маленьким.
– Я так и думал.
– К тому же он был в прескверном расположении духа, - добавил Кевин.
– А как с наплечником?
– Я сделал вам новый. Никогда нельзя доверять пластине, которая однажды была разрублена. Кстати, что бы вы хотели сделать со своим щитом?
– Выпрямить изгиб и отрихтовать вмятину.
– Вы хотите, чтобы на нем осталась отметина?
– оружейник нахмурился и покачал головой, глядя на изуродованный щит.
– Выглядит так, словно его пополам сложили. Вы точно хотите, чтобы я сделал по-вашему?
Внутри Кевина поднялась жаркая волна, но это не было пламя гнева или огонь стыда. Это была вспышка уверенности.
– Да, я хочу именно так, - подтвердил он.
– Я должен всегда помнить о том, как появилась эта метка.
На хуторе к северу от Мидвейла женщина, стоя в дверях, вглядывалась в темноту, пытаясь рассмотреть что-то сквозь завесу дождевых струй. Ей был виден только отблеск света от фонаря в том месте, где едва угадывался во мраке навес для скота.
– Норма!
– позвала женщина, сначала тихо, а потом чуть громче.
– Но-орма, ты сказала, что идешь ненадолго!
Никакого ответа, только ровный шорох дождя.
– Оставайтесь здесь, в тепле, - приказала женщина двоим маленьким детям, а сама накинула на голову платок и вышла из дома в уютную темень.
На мокрой глине возле навеса отпечатались свежие следы. Они были похожи на человеческие, только большие. Ужасно большие.
Слегка пригибая голову, женщина вошла под навес и спросила в пустоту:
– Ты не знаешь, кто напугал стадо? Ты ушла...
Затем голос ее упал до хриплого шепота:
– Норма?
Фонарь стоял на крышке ларя с зерном.
Рядом лежала рука.
На утоптанном полу валялась нога.
А все, что осталось от Нормы, свисало вниз головой с крюка для разделки мяса.
Мышцы рук и плеч горели, как расплавленный свинец. Мышцы под левой лопаткой начинало сводить судорогой, острой, как наконечник копья. Проклятье! Кевин чувствовал, что придется спрыгнуть вниз.
Он повисел еще мгновение, прикидывая расстояние до каменных плит двора. До них был целый этаж. Внизу белели запрокинутые лица, кто-то улыбался, кто-то хмурился, кто-то качал головой.
Кевин спрыгнул. В момент приземления острая боль, словно копье, пронзила его левое поврежденное колено. Кевин стиснул зубы, но все равно гримаса боли слегка исказила его лицо. Шериф, уперев кулаки в бока, наградил его кривоватой улыбкой.
– Ладно... я думаю, каждый дурак может покончить жизнь самоубийством и любым дурацким способом, но если ты собираешься совершить это именно здесь, на территории казарм Стражи, это будет не всем понятно, да и не слишком хорошо. Что, ради всего святого, ты собираешься делать?