Дорога обратно
Шрифт:
— Тогда, может, после обеда? Или вечером? Мы действительно торопимся…
— Нет, Люда. Надо сейчас. Я специально приехал из Приморска, чтобы поговорить с вами.
Она вскинула на него быстрый взгляд, и он впервые уловил в ее глазах тревогу.
— Хорошо. Ты иди, Слава, займи место. Я приду позже.
Парень подозрительно оглядел Лукьянова, пожал плечами и зашагал к лифту.
Они пошли по парку, сели на пустую скамью.
— Я приехал, Люда,
— Я поняла…
— Он в беде, вы знаете?
— Я слышала.
— Он находится под судом, ему грозит заключение в колонию.
Она опять подняла на Лукьянова свои красивые серые глаза. В них не было ни смятения, ни тревоги. Было лишь удивление.
— Но… почему? Ведь говорят, что тот человек сам виноват?
Это нужно подтвердить. Нужны свидетели. Вы ведь были в машине, когда это случилось?
— Нет, я ничего не видела.
Такой же ясный, холодный взгляд.
— Все подтверждают, что вы уехали вместе с Димой.
— Да. А потом вышла.
— Когда?
— Еще до того, как он выехал на шоссе.
— Почему?
— Мы поссорились.
Она сняла с головы ленту, положила ее в кармашек блузки, поправила волосы.
Погодите, Люда, погодите… От дома Новгородцевых до шоссе минут пять езды. Выехали вы в прекрасном настроении, вы даже рукой помахали ребятам. Открыли дверцу и помахали рукой, не так ли?
— Кажется, так.
— Когда же вы успели поссориться? За эти пять минут?
— Да.
— Почему?
— Это неважно.
— Может быть, и важно.
— Это наше личное дело.
— Ну, хорошо, в каком именно месте вы вышли из машины?
Она молчала. Только пожала плечами.
— Припомните, пожалуйста.
— Это тоже важно?
— Да.
— Если не ошибаюсь, перед поворотом.
— То есть, в том месте, где дорога сворачивает в сторону шоссе?
— Да.
— Куда вы пошли потом?
— Пошла бродить.
Лукьянов закурил. Смотрел на нее искоса. Она сидела, покачивая своей точеной смуглой йогой, закинутой за другую ногу, смотрела в сторону.
— Послушайте, Люда, я хотел бы, чтобы вы поняли… От одного вашего слова может зависеть судьба хорошего парня. Я не знаю, какие чувства испытываете вы к нему, может быть, чисто товарищеские, но если даже так, если даже вы поссорились, неужто вам безразлично, что с ним будет?
— Нет…
Он впервые уловил волнение в ее голосе.
— Тогда я прошу вас, будьте со мной предельно искренни, говорите только правду. Почему вы уехали?
—
— Для кого — для всех?
— Для меня, для Димы.
— И вы, ни минуты не раздумывая, уехали?
— Я считала, он лучше знает, что делать.
— Да… Вы часто бывали у Новгородцевых дома?
— Часто.
— Андрей Михайлович хорошо относился к вам?
— Да… Он вообще хороший. Веселый и добрый. Пригласил поехать с ними, а когда это случилось, помог достать путевки сюда.
— Кстати, почему надо было ехать сюда, ведь занятия начались?
— У меня зимой было неважно с легкими, врачи советовали, чтоб я подольше побыла у моря… И Андрей Михайлович советовал…
— Понятно. Ну, что ж… — Он встал. — Желаю вам поправиться, Люда…
— Спасибо.
Она тоже встала. Стояла перед ним, потупившись.
— Вы больше ничего не хотите мне сказать, Люда?
Она покачала головой.
— Жаль… Я так надеялся на вас… — Он вздохнул. — Честно говоря, мне непонятно, как вы можете развлекаться здесь, когда ваш друг попал в беду…
Она быстро глянула на него и тут же опять опустила глаза, но ему показалось, что он увидел в них смятение.
— Но я… я ничего не знаю… Что я могу сделать?
— По крайней мере поддержать его своим присутствием на суде.
— Я поговорю с мамой. Если она разрешит…
—. Когда надо спасать друга, разрешения не спрашивают, Люда!
Он повернулся и пошел, не оглядываясь.
Он уже подходил к выходу из парка, когда услышал, что она бежит следом.
— Подождите! Подождите!
Она стояла перед ним тяжело дыша, с красными пятнами на щеках.
— Я хочу вам что-то сказать…
19
В Москву Лукьянов прилетел из Симферополя двадцать пятого, во второй половине дня. Он рассчитывал прибыть утром, но вылет задержался: была низкая облачность, шел дождь, и Москва не принимала.
Прямо из Внукова он поехал в Институт, где должна была проходить защита, но там все уже кончилось. Он спросил, где может увидеть Новгородцева, ему назвали ресторан, куда все отправились.
Когда он подъехал на такси к площади, уже совсем стемнело, в воздухе стояла водянистая мгла, фонари пробивали ее мутными желтыми пятнами.
Видимо, из-за плохой погоды у входа не было никого, Лукьянов свободно прошел и, раздеваясь в гардеробе, уже определил, что в зале налево, заседает праздничная компания.