Дорога огня. Том I. По ту сторону
Шрифт:
– Правильно ли я поступаю? – единственный собеседник прищурился, запрокинув лохматую морду. – Смогу ли перестать ждать и не жалеть потом?
Пес вяло дернул хвостом. Для Бобби ожидание было стилем жизни, и он явно не понимал, о чем я тревожусь.
Воздух посвежел. В порывах ветра зазвенело обещание холодов, я сменила футболки на свитера, спрятала в развилке шелковицы пакет с одеялом. Кончался сентябрь:
– Скоро зачастят дожди, и наблюдение превратится в по-настоящему дикое занятие, – если эта грань не была пройдена пару месяцев назад.
***
Я
Я почти пропускаю. Чертов Бобби вяло тявкает во сне и накрывает лапой нос. Стон сразу тухнет в шелесте листьев, но все же заставляет поднять глаза.
У столба кто-то стоит на коленях.
Задерживаю дыхание.
Человек шевелится. Медленно, держась за бок, поднимается. Когда загорается свет, я едва не вскрикиваю, быстро закрываю рот ладонью: под его… ее руками расплывается темное пятно.
Знакомая коса, форма, движения. Нина – выжидает немного, опираясь о столб, потом выпрямляется и напряженным шагом идет к выходу с парковки.
Я скатываюсь с крыши, продираюсь через дыру и бегу вокруг забора к воротам. Чтобы попасть на улицу, нужно обогнуть пристройку, а дальше – пересечь двор. Когда я вылетаю из арки, Нина уже дошла до конца квартала и сворачивает за угол.
Медлю. Шанс на миллион, нельзя ошибиться. Если я неверно оцениваю состояние девушки, она пошлет, как в прошлый раз, и снова исчезнет, и больше не позволит себя поймать.
Вообще-то Нина может послать даже будучи при смерти, но…
– Стоит верить в лучшее.
Обернувшись, волшебница сразу увидела бы меня. Но боль сделала ее безразличной к происходящему вокруг.
Тихо. Главное, чтобы не услышала. Во рту пересыхает, сердце набатом колотится в груди:
– Идем.
Квартал за кварталом, через дворы. Там – темнее, ближе, и звуки гулко бьются о стены. За девушкой тянется цепочка черных пятен.
Частые остановки. Она прислоняется к дереву или стене и стоит несколько мучительных минут. Пора помочь? Вдруг опоздаю? Надо… Нина стонет и почти падает вперед – в новый шаг.
Через открытые окна звучат голоса, доносится бормотание телевизора, музыка. Детский смех, кого-то зовут ужинать… Нина движется в своей отдельной реальности. Невидимая, как призрак. Моргаю: мертвый ребенок у давно оставленного дома. Вздрогнув, бегу к ней.
Она пытается развернуться. Неуклюже выбрасывает кулак – скула взрывается болью. Обхватываю за плечи и притягиваю вплотную, не оставляя места для следующего замаха. Издав свистящий звук, Нина застывает, часто-часто дыша, в широко распахнутых светлых глазах плещется паника.
– Дом с привидениями, весной. Девочка в красном платье. Семья колдуньи… мы сожгли дом и шли через лес и речку, помнишь? – тороплюсь говорить, пока она не выкинула что-нибудь еще. Я не заметила кобуры, но ей хватит и стилета. – Нина! Ты должна помнить!
Облизывает белые губы. Хрипит неожиданно спокойно:
– Девочка-солнце. Конечно, помню. Отпусти.
– Ты не упадешь? – смеривает раздраженным взглядом. Отпускаю. Нина, всхлипнув, оседает на землю.
– Надо перевязать рану, – на серой футболке под расстегнутым кителем – широкое кровавое пятно. Начинаю стягивать свитер, но она мотает головой:
– Тогда меня убьет яд. Нет. Помоги дойти.
Обнимаю под мышками, рывком ставлю на ноги. Тяжелая.
– Ты сможешь идти?
– Туда. Быстрее.
Следующий двор, еще и еще. Острый лавандовый запах, сиплый шепот прямо в ухо: налево, сверни за деревом, налево, калитка, направо… вот и домики частного сектора. Чертов шумный гравий – можно не таясь загребать ботинками. Узкий переулок выводит к дороге, за ней – дикий парк, а дальше, кажется, только заброшенные склады и заводы. У меня перехватывает горло: если она потеряет сознание, все будет кончено. Телефон валяется на гараже. Помощи искать негде. Нина дергает рукой, направляя в черноту под деревьями:
– Твой оберег еще действует?
– Да.
– Странно.
Идем просто напролом через кусты. Ничего не видно, ветки царапают лицо. Почти случайно вываливаемся на тропинку, и я замечаю проблески света среди листвы. Огоньки в ряд. Забор. Нина выдыхает:
– Калитка. Оставь меня у ка… открой и… беги, – обмякает. Я едва удерживаю:
– Зачем бежать? … – но она больше не может ответить.
Руки трясутся и горят от усталости, скользят по холодной коже формы. Хвост щекочет шею, отросшая челка лезет в глаза. Колет запястье эмблема щита. Продвигаюсь вперед отчаянными рывками, каждый отзывается вспышкой боли в пояснице. Каково же было ей… хорошо, что потеряла сознание.
Когда за поворотом тропинки показываются поляна и высокая каменная ограда с тусклыми фонарями, я осторожно кладу девушку на траву и бросаюсь к калитке.
Дергаю ручку, толкаю, пинаю, давлю на кнопку звонка. В ответ ни звука. Назад!
Ее правый бок напрочь мокрый, брюки тоже. Сдвинув ткань, натыкаюсь на рваные края раны – Нина стонет. Надо остановить кровь, но она говорила о яде.
– Что мне делать?!
Забор слишком высокий, гладкий, сверху щерится колючей проволокой. В калитке ни выступа, ни щели. Я кричу, пока голос не срывается в хрип. Прислоняюсь к кованной двери спиной, палец на звонке. Тихо. Лишь равнодушно шумят деревья. Сколько у нее времени?
Руки опять в чужой крови. Как в доме с могилой. Как раньше, когда нож плясал в ладонях, а он все не умирал и кричал, кричал, кричал… другие не успевали, сразу захлебывались, но последний…
Как совсем давно, крыша. Стекло.
Нет, в тот раз была моя.
Повинуясь странной идее, иду к Нине.
– Мне нужен нож.
Стилет находится в кармане кителя. Закусив губу, резким движением рассекаю шрам. Нина, не приходя в сознание, беспокойно отворачивается. Скорей.
Прижать рану к калитке, воскрешая в памяти осколок и живую темноту под ногами. Откройся!