Дорога Патриарха
Шрифт:
– Молю вас, господин, - застонал Бенегаст, падая на колени.
– Все, что угодно, только не мою кошку.
– Ты так сильно ее любишь?
– Как родное дитя.
– И она отвечает взаимностью?
– О да!
– Что ж, проверим, и если ты прав, то я прощу тебе и долг, и задержку. Даже больше - если ты действительно сумел заслужить любовь такого прекрасного создания, я дам тебе в десять раз больше того, что сейчас в кошеле.
Бенегаст в замешательстве смотрел на него, не зная, что и подумать.
– Ну что, по рукам?
Торговцу ничего не
Нелликт начал творить заклинание, и Бенегаст невольно весь сжался. С последними словами заклинания маг направил руку в сторону торговца, и из его пальцев хлынули волны энергии.
Бенегаст услышал странные звуки - будто треск его собственных костей, хотя боли он не почувствовал. Комната почему-то вдруг выросла до невообразимых размеров.
Да и все непостижимым образом изменилось. Все окружающее стало черно-белым, воздух наполнился множеством необычайно сильных запахов. Повернув голову, он вдруг увидел, что у него выросли длинные тонкие… усы.
Кошка мяукнула, и Бенегаст снова поглядел на мага. Тот высился над ним, как гигант, а Мурмур в его руках извивалась, пытаясь вырваться.
Бенегаст хотел спросить, что произошло, но с губ его сорвался только тонкий писк.
И он вдруг все понял. Оглянувшись, он увидел свой голый тонкий хвост. Бенегаст превратился в мышь.
Он испуганно поглядел на чародея, державшего на руках Мурмур.
– Ну что, узнаем, насколько глубока преданность твоей кошечки?
– спросил жестокий чародей.
Он отпустил Мурмур, и прыжок ее был столь скор и грациозен, что Бенегасту показалось, будто она даже пола не коснулась.
– По-моему, не слишком, - задумчиво проговорил Нелликт.
Вскоре он покинул дом торговца Бенегаста, думая, что же ему теперь делать с этим своенравным Артемисом Энтрери, а на плече его уютно устроилась сытая белоснежная кошечка.
Тазмикелла тотчас же узнала не очень молодого, худощавого человека, медленно поднимающегося по склону к ее дому. Одет он был, как и тысячи других странствующих бедняков, но посох, который он сжимал в руке, белый, как кость, мог принадлежать лишь одному человеку.
При взгляде на мастера Кейна по спине Тазмикеллы пробежал холодок. Она ненавидела этого монаха, хотя с позиций разума не смогла бы объяснить почему. Ненавидела потому, что боялась, а бояться человека - не слишком приятно. Но Кейн - монах, магистр, а это означало, что ее самое могучее оружие - ее смертоносное дыхание - ему не страшно. Тазмикелла не испытывала страха перед чародеями, даже такими, как Нелликт. Не боялась она и благочестивого короля, и его благородных друзей: ни странника, ни поэта, ни жреца - никого. Страх ей внушали лишь те странные представители низших рас - включая и дроу, - которые приняли аскезу и решили посвятить свою жизнь обретению власти над собственным телом.
Кейн же, ко всему прочему, не был простым монахом. Во всем Бладстоуне и сопредельных ему землях не было равного мастеру в боевой выучке. Говорили, что
Все эти слухи и домыслы крутились в голове Тазмикеллы, пока она следила за приближением невзрачного путника.
– Не забывай, кто ты есть, - шепотом напомнила она себе, тряхнула головой, и озабоченное выражение на ее лице сменилось слащавой улыбкой.
– Мастер Кейн, - пропела она, когда монах подошел к двери, - сколько лет…
Она собиралась любезно пригласить его в дом, но он вошел сам, лишь слегка кивнув ей.
Хозяйка повернулась не сразу, а только после того, как заставила себя подавить презрительную ухмылку. Ей пришлось несколько раз мысленно повторить себе, что монах наверняка явился по поручению короля Гарета.
– Чему обязана вашим посещением?
– приторным голосом проговорила она, вернулась в дом и села на свое место за столом напротив монаха.
Мимоходом она заметила, как странно уселся гость, - он не поставил ноги на пол, как все люди, а поджал под себя, держа при этом спину безукоризненно ровно. Из такой позы он мог вскочить в мгновение ока, так же молниеносно, как свернувшаяся кольцами змея.
– Твоя сестра в скором времени к нам присоединится, - вместо ответа сказал Кейн.
– Ты думаешь, Ильнезара часто здесь бывает?
– с легким сарказмом поинтересовалась Тазмикелла, для пущего эффекта закатывая глаза.
Но ни ее ирония, ни гримаса не произвели на монаха никакого впечатления. Он остался бы равнодушным, даже если бы она свалилась со стула. Кейн сидел совершенно неподвижно, даже не моргал, только грудь его едва заметно поднималась и опускалась. Драконица помолчала, несколько раз поменяла положение тела, потом подалась вперед, ожидая, что гость издаст хотя бы звук. Но он молчал. Время шло, а он все сидел без движения и молчал.
Тазмикелла несколько раз вставала и подходила к двери посмотреть, не идет ли сестра. Потом садилась снова, то улыбаясь, то хмурясь. Она принималась спрашивать его о погоде, о Ваасе, о самочувствии короля Гарета и леди Кристины, но Кейн сидел как истукан.
Наконец, когда минула уже, казалось, целая вечность, хотя не прошло и часа, в дверях показалась Ильнезара. Войдя, она поздоровалась с сестрой и Кейном, на что тот ответил едва заметным кивком.
– Берегись, сестренка, - проговорила Тазмикелла, почувствовав себя в присутствии Ильнезары более уверенно, - похоже, мой гость не в духе.
– Вы не были на празднестве, устроенном в честь героев, вернувшихся из Ваасы, - проговорил Кейн, обращаясь к обеим.
– Я что-то слышала, - откликнулась Ильнезара.
– Это ты о тех, кто победил замок Женги, да?
Кейн вперил в нее долгий пристальный взгляд.
– Новости так долго идут из Бладстоун-Виллиджа в Гелиогабалус, а мы ведь не можем туда слетать.
– Повинуясь приказу короля Гарета, - добавила Тазмикелла.
– Не хотим же мы перепугать до смерти половину Дамары.