Дорога стального цвета
Шрифт:
Сунув Стаське мешки, она скользнула куда-то влево и растворилась в потемках.
По рельсовому полю туда-сюда двигались составы. Они дергались, громыхали, клацали буферами. Нетерпеливо посвистывали и ухали, как филины, маневровые паровозы. Поезда, видимо, собирались тут в дальний путь в самых разных направлениях.
Шайка курила, нехотя перекидываясь словами. Ждать пришлось минут пятнадцать, которые Зубу показались целым часом. Наконец Фроська вынырнула из темноты.
— Стоят? — встретил ее Чита.
— Ага, прям возле будки, — торопливо и тревожно сообщила она. — Никого, вроде, не видно. Дайте закурить.
Чита дал ей папиросу и поднес спичку. Фроська раз пять подряд затянулась — жадно и глубоко. В мерцающем свете папиросы видно было, как дрожат у нее руки и подбородок.
— Не боись, Фроська, рожать больше не придется, — натянуто хохотнул Панька.
— Заткнись, подонок! — взвилась вдруг та и выругалась так длинно и грязно, что Зуб от удивления раскрыл рот.
— Во дает, шлюха! — буркнул Панька, на всякий случай отступая от нее. — В рожу захотела, что ли?
— Чита, ты какого… стоишь? — зашипела Фроська, — Чо он тянет на меня, подонок?
Разъяренная Фроська отшвырнула папиросу и двинулась на Паньку с явным намерением расцарапать ему физиономию.
— Тихо, вы! — захрипел Чита.
Он сгреб Фроську за шиворот, отшвырнул ее в сторону как котенка и тут же врезал Паньке по челюсти. Удар был не очень сильным, но смачным. Панька качнулся назад, защищаясь локтем, но не проронил ни звука. Смолкла и Фроська. Стаська же темнел чуть в стороне безучастным пнем.
Выругавшись и пригрозив обоим «проветрить потроха», Чита угрюмо сказал:
— Поканали, как договорились.
И они со Стаськой ушли туда, откуда только что явилась Фроська.
От волнения Зуб спотыкался на шпалах. Где ж этот момент, где?.. Впереди шла Фроська, а за спиной сопел телохранитель Панька. Если он все время будет пасти его таким макаром, то побег может обернуться ножом под левую лопатку.
Когда Зуб уже на другой стороне бесчисленных путей споткнулся и упал на какой-то стрелке, то получил под зад жестким Панькиным сапогом. И смолчал, ему было теперь не до обид. Он лихорадочно соображал, как обмануть Паньку и получить хоть маленькую возможность улизнуть.
Панька решил не мозолить глаза железнодорожникам. Поэтому они пошли в стороне от путей, запинаясь в темноте на старых шпалах и кучах шлака. Впереди показалось какое-то темное приземистое строение, а недалеко от него — состав из шести или семи вагонов. Он стоял без паровоза как бы на отшибе, и это, как видно, было наруку шайке.
Как из-под земли вырос Чита.
— Платформу с контейнерами усек? — шепотом спросил он Паньку.
— Не слепой.
— Стрелков не видно. — Чита тоже волновался, и его обезьянья челюсть даже в темноте казалась бледнее обычного. — Выжди минуты три, пока я до того края дойду, и можешь...
Прежде чем снова исчезнуть, Чита подошел к Зубу, притянул его к себе за гимнастерку и глухо сказал:
— Гляди, фраерок. А то, знаешь, неприятно, когда пером под ребра щекочут.
Чита ушел. Немного подождав, все трое с оглядками двинулись к вагонам, стараясь не попадать в полосы света. Зуб очень хотел, чтобы их заметили, подняли шум. Панька с Фроськой драпанут, а он останется. Но никого не было. В стороне беспрестанно двигались формируемые составы, свистели и ухали паровозы. В свете их фар мелькали быстрые фигуры составителей.
Подошли к платформе, плотно заставленной контейнерами. Панька вытащил из-под брючного ремня монтировку, но в это время ударил прожектор. Набирая скорость, с той стороны начинал медленно, словно ползком приближаться товарный поезд, освещая впереди себя полотно.
— Под вагон! — скомандовал Панька.
Он схватил Зуба за шиворот и поволок за собой. Все трое залегли на шпалах под брюхом вагона с контейнерами.
— Порожняк, — сказал Панька и сплюнул. — Прям возле нас пройдет, падла.
Зуб оказался бок о бок с Фроськой. Панька лежал чуть впереди и, елозя на шпалах, тыкал коленкой в лицо Зубу. Напряжение было так велико, что Зуб даже не думал отстраниться. Может, сейчас будет подходящий момент?
Но Панька, следя за составом, ни на секунду не забывал о Зубе. Когда тот неосторожно, слишком резко повернулся на бок, Панька быстро взглянул на него и сказал:
— Слышь, сосунок, перышко-то у меня далеко летит. Может, попытать хочешь?
Вскоре, содрогая землю, прошел паровоз. Набирая ход, потянулась бесконечная череда вагонов.
Где ж этот проклятый момент? Панькина голова все время повернута так, что Зуб не выходит из его поля зрения. И это начинало бесить. Зубу подумалось, что при желании можно резко выдернуть нож из-за голенища Панькиного сапога, вогнать в его широкую спину и вскочить на проходящий состав. Фроська, наверно, побоялась бы его удерживать.
Но он знал, что сделать это не сможет. Не способен он убить человека, даже такого, как Панька или Чита. Но мысль о ноже оказалась болезненно-навязчивой, дразнящей до отвращения. Зная, что поступает глупо и неосмотрительно, Зуб как бы невзначай оперся рукой о Панькин сапог и через голенище ощутил продолговатую ручку ножа. Панька испуганно отдернул ногу и подозрительно посмотрел на фэзэушника. А тот сделал вид, что ничего не случилось.
В душе у Зуба закипало.
«Гады! — думал он. — Какое они имеют право? Кто они такие, чтобы заставлять? Или им все можно? Ну так и мне все можно! Сейчас я ему, гаду... Сейчас.»
До боли стиснув зубы, он пошарил вокруг себя, надеясь нащупать увесистый камень или что-нибудь тяжелое. Но между шпалами был только мелкий гравий. Зуб чувствовал, что может сорваться, кинуться на этого бандита с голыми руками.
Неожиданно Фроська, о которой он на минуту забыл, привалилась к нему, обняла за плечи и спросила: