Дорога стального цвета
Шрифт:
— Так-то он парень ласковый, с понятием, — вступилась Рая. — Толк из него будет.
— Будет. Куда денется...
Бригада перебрасывалась словами, курящие дымили папиросами, а Зуб не мог удержаться, когда кончится перекур. Как только первый из курильщиков бросил под свой каблук окурок, бригадир тут же спросил:
— Перекурили?
И пошел на свое место.
49
Выложив еще пяток рядов, Зуб притащил невысокие
— Юрий Иваныч уже на высоте! — крикнул кто-то.
— Давай, давай, Юрий Иваныч!
Работалось весело. Два раза у него кончался раствор, и дважды бригадир кричал наверх:
— Катерина! Сыпани щедрой клешней!
Сам Зуб еще не решался кричать крановщице. На следующем перекуре бригадир сказал ему:
— Без паспорта тебе в общежитие и соваться нечего — не поселят. Так что у меня поживешь, пока документы не вышлют.
— А чего это у тебя? — встрял Федотыч. — У меня вон хоть на велосипеде катайся.
— От тебя на работу дальше, а я рядом, считай.
— Тоже скажешь — на работу дальше. Я-то сам хожу, ничего.
— Ну это пусть он решает. Слышь, Юрий Иваныч, у меня сын Славка. Хороший парень, студент...
— А у меня кот Васька, — не сдавался Федотыч. — Тоже ученый кот, по цепи ходит.
— Федотыч, ну чего ты в самом деле!
— Да я что... пусть со Славкой, если ему хочется.
Ложились ряд за рядом, и вскоре не стало хватать подмостей. Надо было переходить на другой простенок. Но тут подошел бригадир и сказал, что пора идти в управление. Зуб с сожалением очистил инструмент и понес его Федотычу.
— Инструментик-то твой, — улыбнулся тот. — Прям по тебе пришелся. Так что тащи его в теплушку и не теряй.
Пока Зуб натягивал на себя гимнастерку, Федотыч говорил бригадиру:
— Ты там не очень, Николай, не шуми. А то ты все напролом любишь.
— А чего мне шуметь? Парень, считай, уже работает у нас. Не имеют права. Пошли, Юрий Иваныч.
— Счастливый путь. Так гляди ж, Николай.
Они занесли инструмент в будку и двинулись в управление. Бригадир велел надеть телогрейку, сказав, что про лето пора забыть. По дороге он рассказывал о себе и о бригаде. Оказывается, начинал он в ней учеником.
— Вместе с Любой начинали, считай, в один день пришли. Это жена моя — Люба. Потом она по бухгалтерскому делу пошла, а я до сих пор в одной бригаде. Придем, познакомлю. Ты ведь у меня поживешь, да? К Федотычу не надо. Он душевный мужик, но у него, знаешь, дом старый, а у меня квартира со всеми удобствами. Договорились?
— А может, примут?
— Куда, в общежитие? И не надейся. Общежитиями у нас Худяшов занимается. Такая зануда! Сейчас сам узнаешь. Он в кадрах сидит.
50
Свернули во двор пятиэтажного жилого дома. Стройуправление занимало почти весь первый этаж. Бригадир повел Зуба в самый конец длинного коридора, заглянул в одну из дверей и поманил кого-то пальцем. На двери была табличка: «Бухгалтерия».
Вышла светловолосая женщина, чем-то неуловимо похожая на бригадира.
— Коля, ну сколько тебе говорить? — недовольно сказала она. — Что ты меня пальцем выманиваешь? Девчата смеются.
— Забыл, Любаша, больше не буду, — зачастил бригадир. — Мы вот Юрия Иваныча к себе взяли, только ему жить пока негде. Пусть у нас дней десять поживет. А там документы ему вышлют, и мы его в общежитие устроим. Ты не против?
— А чего против, если человеку жить негде? — улыбнулась бригадирова жена. — Найдем место для твоего Юрия Иваныча.
— Ну вот, я же говорил — мировая женщина! Попробуй найди такую.
— Коля, ну как тебе не стыдно! — покраснела та.
— Все, все, Любаша, больше не буду.
От избытка чувств бригадир хотел обнять жену за талию, но та ударила его по руке,
— Николай!
— Все, все Любаша... Мы — к Худяшову. Юрия Иваныча ещё устроить надо, хоть он уже и работал в бригаде.
— Ты смотри, опять с ним не полайся.
— С Юрием Иванычем-то? — засмеялся бригадир.
— С Худяшовым, говорю, не скандаль.
— А чего с ним скандалить?
— Не знаю — чего. Вы ж как с ним сойдетесь, так и пошло-поехало.
— Нет, Любаша, кина сегодня не будет. Ну, мы пошли.
На двери висела табличка: «Нач. отдела кадров». Бригадир постучал в дверь и тут же ее открыл, пропуская вперед Зуба.
— Товарищу Худяшову — бригадный привет! — преувеличенно бодро сказал он.
— А, товарищ Гарнов, — недовольно покосился на вошедших хозяин кабинета. — Заходи, заходи. Чем, как говорится, обязан?
— Вот, человек на работу просится.
— Хорошее дело — на работу.
Сухощавый, гладко причесанный человек мельком взглянул на Зуба и раза три листнул лежащую перед ним амбарную книгу.
— Зубарев Юрий Иваныч. Вот, перед вами.
— Вижу, вижу. Кем просится?
Худяшов еще перелистнул журнал, явно от нечего делать.
— Каменщиком, кем же. Он у нас уже работал полдня. Выработку дал — все бы так.
— Нарушаешь, товарищ Гарнов, нарушаешь.
— Что нарушаю?
— А то, — снова зашуршали страницы. — На работу еще не оформили, а уж он работал. Нарушение это, товарищ Гарнов. Зачем, спрашивается, я тут сижу?
— Так мне же надо было узнать, чего он стоит!
— Мало ли что тебе надо. Порядок есть. Его, предположим, не приняли, а он уже работал. Кто ему платить будет? Тут, как говорится, судебными инстанциями пахнет.
— Ну уж, сразу судебными. Крючкотвор он, что ли?
— Он не крючкотвор, а я, выходит, крючкотвор? Я тут сижу, понимаешь, выдумываю всякое, да?