Дорога стального цвета
Шрифт:
Он шел в сторону вокзала и старался представить, как бригадир выскочит из конторы, как будет искать его, может, даже обежит вокруг дома. Хоть и было ему грустно, но он шел, виновато улыбаясь, и не сразу заметил, что все еще держит в кулаке десятирублевую бумажку. А вспомнив про деньги, вспомнил и про телогрейку. Остановился в растерянности. Выходит, он ее украл. Потоптавшись на месте, решил, что бригадир все равно оставил бы ему эту телогрейку. На дворе уже холодно, а ехать далеко. Он же понимает.
Успокаивая себя таким образом, он зашагал дальше и стал думать о другом: покупать билет или все деньги оставить на пропитание? По сравнению с тринадцатью копейками, которые все еще болатались в кармане штанов, десятка была целым состоянием. С ней можно смело ехать куда угодно, хоть на край света. Зубу на край света пока не надо, а к дядьке он теперь точно доедет. Он уже научен и не станет больше шиковать на рыбниках и прочих удовольствиях, а будет тратить десятку как положено. Кто знает, хорошо это или плохо, что его не взяли на работу? С одной стороны — жалко расставаться с бригадой. Больно уж люди хорошие — и бригадир, и Федотыч, и даже доминошник Василь. А с другой стороны — он же к дядьке решил. Раз решено, так и нечего вилять.
До самого вокзала его мучил вопрос: покупать билет или нет. Все же выбрал первое. Чтоб по чести-совести. Купить на пятерку. Хоть одну ночь не надо будет от проводниц да ревизоров прятаться.
Пяти рублей хватило до какого-то Татарска. Дальше надо будет переселяться на крышу. От Татарска до Новосибирска, как сказали Зубу, совсем недалеко. А там, в Новосибирске, ему надо будет сворачивать в сторону — на Абакан. Так описывал дорогу дядька. Это подтвердили Зубу и в справочном.
Сдачу дали рублями. Если ему ехать еще дня три, то на каждый день выходит по рублю семидесяти одной копейке. Куда уж лучше. Конечно, дорога хитра на выдумки, всякое может приключиться, поэтому транжирить как попало эти рубли нельзя. Во всяком случае, надо будет обходиться без рыбных пирогов. Пусть их лопает тот, у кого денег куры не клюют.
51
Поезд попался скорый. Шел он аж до Владивостока. Так разогнался, что зеленые придорожные заросли сливались за окнами в сплошную полосу. Тепловозные гудки встречных составов искажались от бешеной скорости. Они начинали с высокой ноты, а у самого вагона дико рявкали, словно хотели до смерти напугать пассажиров. И снова переходили на дискант.
Зуб и подумать не мог, как это, оказывается, приятно — чувствовать себя равноправным пассажиром. Делай что вздумается! Хочешь, смотри себе в окно, пока в глазах не зарябит, хочешь, шатайся по вагону или дрыхни на полке до пролежней. Можешь даже набраться такого нахальства, чтобы спросить проводницу, почему трубы холодные или когда она думает разносить чай. И проводница, как миленькая, станет оправдываться перед ним, Зубом. Так, мол, и так, топить еще рано, а чай в общем вагоне не положен, вы уж не обижайтесь, товарищ пассажир.
Товарищ пассажир — это, конечно, он, Юрий Зубарев. Эх, надо было на шесть рублей билет купить. А то и на все семь.
Зуба клонило в сон, но он не ложился. Хотелось вдосталь насладиться ездой с билетом в кармане. И еще хотелось, чтобы ходили ревизоры и проверяли билеты. Пусть хоть по пять ревизоров сразу является.
Сидящая напротив тетка тяжело вздохнула:
— Господи, боже мой, надоело — моченьки нет. Скорей бы приехать.
Как это может надоесть ехать с билетом? Без билета — на крыше или в топке — дело другое. Притворяется тетка, не иначе.
С ревизором Зубу повезло. Было их, правда, не лять, а всего один. Проводница велела приготовить билеты, а следом пришел человек в форменной одежде железнодорожника. Тетка стала суетливо рыться в сумке, разыскивая билет и повторяя: «Господи, боже мой, да куда ж он...» А трое молодых мужиков, которые резались в карты за столиком, и ухом не повели. Зубов билет ревизор взял первым.
— Куда едешь? — скучным голосом спросил ревизор.
— Там написано, — с нарочитой небрежностью ответил Зуб.
Ревизор хмыкнул — тоже как-то скучно — и вставил билет в свои блестящие щипцы. Щелк — дыра. Щелк — в теткином билете тоже дыра. Зуб потерял всякий интерес к скучному ревизору. Вместо того, чтобы порадоваться, что человек с билетом едет, он задает глупые вопросы. Разве это важно, куда едет? Важно — как едет!
— Ваши билеты, молодые люди.
А для тех, кроме карт, ничего не существовало.
— Отец, есть билеты, честное слово... Не в масть! Ишь, жук!
— Не задерживайте, — строго повторил ревизор. Картежники неохотно полезли за билетами.
— Никакого доверия честным труженикам, — сказал парень, одетый в толстый домашней вязки свитер.
Он потянулся к пиджаку, который висел на крючке у окна, достал из бокового кармана бумажник и развернул его. Из бумажника выпала фотография, которую поднял с пола другой игрок.
Ревизор пощелкал компостером и удалился.
— Это что, твои? — спросил игрок, подавая парню фотографию.
— Ага.
— Все трое?
— А то как же! — не без гордости подтвердил парень.
— Сам, вроде, молодой, а уже трое. Когда ж ты успел?
— Уметь надо! — засмеялся парень, пряча в бумажник фотографию. Он был снят на ней всей семьей. — Я уже походил?
— Ишь ты! У тебя же не в масть! Забирай свою даму.
— Думал, не заметите, — посмеивался парень, снова засовывая бумажник в боковой карман пиджака.
Там были еще деньги. И не так уж мало. Зуб не мог это не заметить, потому что парень разворачивал свой портмоне перед самым его носом. Зуб еще подумал, что нельзя быть таким беспечным — бросать бумажник в пиджаке. Мало ли всяких ходит.
Поезд катил и катил без остановок, покачиваясь и бодро подрагивая, словно ему неведома была усталость. Время от времени вздыхала тетка, делая вид, что ей невтерпеж больше ехать. А картежники все резались в «дурака». Тетка не выдержала — полезла на вторую полку.
За окном уже была темень, когда Зуб решил, что ему тоже пора на покой. Уже по привычке он залез на верхнюю полку, расстелил там телогрейку и лег. Вот было бы хорошо доехать спокойно до самого Новосибирска, чтоб его никто не трогал. — Хватит, башка трещит от этих карт, — сказал один из игроков. — Пойдемте перекурим.