Дорога в никуда
Шрифт:
— Но какое отношение все это имеет к мисс Пентекост, сэр?
— Если хотя бы половина из того, что было в том донесении — правда, то самое непосредственное. Как минимум, она рекрутер. Бывает, что какой–нибудь офицер чем–нибудь недоволен, готов опустить руки, или не видит перспектив. Едва такой попадет ей на глаза — и она включает на полную мощность свое женское обаяние, говорит, что в Приграничье его примут с распростертыми объятиями, что «Линия Полуночников» как раз собирается расширяться, а значит, быстрое продвижение гарантировано… ну, и все такое.
— А какое отношение это имеет ко мне,
— Интересно, все мичманы ФИКС столь же наивны, как вы, мистер Граймс? Приграничье нуждается в торговых офицерах. Чертовски нуждается. Но военные офицеры нужны им еще больше — даже те, что недавно вылупились.
Граймс позволил себе улыбку превосходства:
— Сомневаюсь, что у меня когда–нибудь возникнет желание уйти из ФИКС.
— Можно сомневаться, но нельзя исключать. Так что хорошенько запомните, что я вам сказал. Теперь вы знаете, как обстоит дело и, думаю, будете повнимательнее.
— Я тоже так думаю, — твердо ответил Граймс и подумал: «Старый хрен начитался шпионских романов».
Глава 7
Они танцевали.
Из столовой были убраны столы и стулья. Из громоздкого, причудливо украшенного проигрывателя неслись звуки музыки — играли знаменитые «Поющие барабаны», оркестр столь известный, что о нем слышал даже Граймс.
Они танцевали.
Пары неторопливо скользили под музыку, предпочитая не отрывать магнитные подошвы от блестящей металлической палубы. Правда, кое–кто — в силу смелости или безрассудства — выделывал фантастические, но далеко не всегда изящные кульбиты в невесомости.
Они танцевали.
Мичман Граймс пытался танцевать.
Попытки выглядели весьма прискорбно — причем отнюдь не по вине партнерши. Говорят, что астронавты, как женщины, так и мужчины, прекрасно владеют своим телом. Во всяком случае, Джейн Пентекост наглядно подтверждала это правило. Но из любого правила есть исключения, и таковое являл собой Джон Граймс. Он взмок и чувствовал себя так, словно его ступни стали длинными, как у кенгуру. Но он танцевал с Джейн. Он сжимал ее в объятьях. И этот факт искупал все остальное.
Музыка смолкла, но лишь на минуту.
— Давай пропустим один танец, адмирал, — предложила Джейн.
— Как пожелаешь, — он надеялся, что облегчение, с которым он это произнес, не слишком заметно.
— Именно этого я и желаю. Лак с ногтей на ногах уже ободран, но это не самая большая трагедия. Пока целы сами ногти, лучше прекратить это издевательство.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Мне тоже, — легкая улыбка нейтрализовала примерно половину яда, который содержался в ее словах.
Джейн направилась к бару. Он был пуст, если не считать хмурой девчушки, которая скучала за надраенной стойкой.
— Ладно, Сью, можешь повеселиться, — сказала Джейн. — Мы с адмиралом приглядим за лавочкой.
— Спасибо, мисс Пентекост!
Сью грациозно выбралась из своей темницы и исчезла в столовой. Джейн заняла ее место.
— Просто обожаю работать барменшей, — призналась она, извлекая из холодильника два замерзших баллончика.
— Я заплачу, — предложил Граймс.
— Нет, не заплатишь. Это пройдет по статье «угощение важных пассажиров».
— Но я не такой. В смысле, не важный.
— Ну, будешь когда–нибудь… — она мечтательно
Граймс рассмеялся.
— Адмирал какого флота? — резко спросил он. Джейн недоуменно воззрилась на мичмана.
— О чем ты, Джон?
— Сама знаешь.
— Ну… — протянула она. — Похоже, Б.У. удостоил тебя еще одной проповеди. Могу представить, о чем был разговор.
— Так значит, это правда?
— Что я Ольга Поповски, Прекрасная Шпионка? Ты это имеешь в виду?
— В общем, да.
— Перестань, Джон. Черт побери, как можно быть секретным агентом правительства, которого даже не существует?
— Ты можешь быть агентом подрывной организации.
— Чего–чего?! Курс по борьбе с военным шпионажем? Из которого ты усвоил ровно половину от того, что не прогулял?
— Нам действительно читали такой курс, — признал Граймс. — Но я им не особо интересовался. Тогда.
— И теперь ты об этом жалеешь. Бедный Джон.
— Но Старик говорил не о шпионаже. Он рассказал, что ты — нечто вроде рекрутера. Что ты сманиваешь офицеров с судов Комитета на эти древние развалюхи, которые гордо именуются «Линией Полуночников»…
Похоже, он говорил в пустоту. Джейн слышала лишь музыку, которая доносилась из столовой. Старинная мелодия, сочиненная еще в двадцатом веке, переживала краткий момент возрождения. Джейн начала подпевать.
Прощай, пора улетать,
Другое солнце искать
Где я смогу найти
Счастливее пути,
Чем те, остаются что позади…
Она печально улыбнулась:
— Сойдет в качестве ответа?
— Не говори загадками, — резко отозвался он.
— Загадки? Может, это и загадка, но не очень сложная. Джон, это прощальная песня из старинной оперетты. Насколько я помню, парень, который ее поет, собирается вступить во Французский Иностранный легион. Сейчас уже нет ни Франции, ни Иностранного легиона… Мы, приграничники, написали к этой мелодии свои слова. Она стала у нас чуть ли не национальным гимном. По крайней мере, у Бродяг — так люди с наших кораблей сами себя называют. Они такие, какие есть — и эти люди, и их корабли. Французского Иностранного легиона уже давным–давно не существует. Но тем, кому не повезло, тем, кто разочаровался в жизни, надо куда–то идти. Я никого никуда не сманивала. Просто время от времени мне доводилось летать с офицерами, которые были готовы все бросить или даже покончить с собой. Они лили слезы в мое пиво, а я давала им советы. Да, я несколько предвзято отношусь к своему родному миру. По–моему, в этом нет ничего противоестественного. Если б я родилась на Сириусе, пела бы дифирамбы «Линии Звездного Пса».