Дорога в никуда
Шрифт:
— Но какое отношение все это имеет к мисс Пентекост, сэр?
— Если хотя бы половина из того, что было в том донесении — правда, то самое непосредственное. Как минимум, она рекрутер. Бывает, что какой–нибудь офицер чем–нибудь недоволен, готов опустить руки, или не видит перспектив. Едва такой попадет ей на глаза — и она включает на полную мощность свое женское обаяние, говорит, что в Приграничье его примут с распростертыми объятиями, что «Линия Полуночников» как раз собирается расширяться, а значит, быстрое продвижение гарантировано… ну, и все такое.
— А какое отношение это имеет ко мне,
— Интересно, все мичманы ФИКС столь же наивны, как вы, мистер Граймс? Приграничье нуждается в торговых офицерах. Чертовски нуждается. Но военные офицеры нужны им еще больше — даже те, что недавно вылупились.
Граймс позволил себе улыбку превосходства:
— Сомневаюсь, что у меня когда–нибудь возникнет желание уйти из ФИКС.
— Можно сомневаться, но нельзя исключать. Так что хорошенько запомните, что я вам сказал. Теперь вы знаете, как обстоит дело и, думаю, будете повнимательнее.
— Я тоже так думаю, — твердо ответил Граймс и подумал: «Старый хрен начитался шпионских романов».
Глава 7
Они танцевали.
Из столовой были убраны столы и стулья. Из громоздкого, причудливо украшенного проигрывателя неслись звуки музыки — играли знаменитые «Поющие барабаны», оркестр столь известный, что о нем слышал даже Граймс.
Они танцевали.
Пары неторопливо скользили под музыку, предпочитая не отрывать магнитные подошвы от блестящей металлической палубы. Правда, кое–кто — в силу смелости или безрассудства — выделывал фантастические, но далеко не всегда изящные кульбиты в невесомости.
Они танцевали.
Мичман Граймс пытался танцевать.
Попытки выглядели весьма прискорбно — причем отнюдь не по вине партнерши. Говорят, что астронавты, как женщины, так и мужчины, прекрасно владеют своим телом. Во всяком случае, Джейн Пентекост наглядно подтверждала это правило. Но из любого правила есть исключения, и таковое являл собой Джон Граймс. Он взмок и чувствовал себя так, словно его ступни стали длинными, как у кенгуру. Но он танцевал с Джейн. Он сжимал ее в объятьях. И этот факт искупал все остальное.
Музыка смолкла, но лишь на минуту.
— Давай пропустим один танец, адмирал, — предложила Джейн.
— Как пожелаешь, — он надеялся, что облегчение, с которым он это произнес, не слишком заметно.
— Именно этого я и желаю. Лак с ногтей на ногах уже ободран, но это не самая большая трагедия. Пока целы сами ногти, лучше прекратить это издевательство.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Мне тоже, — легкая улыбка нейтрализовала примерно половину яда, который содержался в ее словах.
Джейн направилась к бару. Он был пуст, если не считать хмурой девчушки, которая скучала за надраенной стойкой.
— Ладно, Сью, можешь повеселиться, — сказала Джейн. — Мы с адмиралом приглядим за лавочкой.
— Спасибо, мисс Пентекост!
Сью грациозно выбралась из своей темницы и исчезла в столовой. Джейн заняла ее место.
— Просто обожаю работать барменшей, — призналась она, извлекая из холодильника два замерзших баллончика.
— Я заплачу, — предложил Граймс.
— Нет, не заплатишь. Это пройдет по статье «угощение важных пассажиров».
— Но я не такой. В смысле, не важный.
— Ну, будешь когда–нибудь… — она мечтательно улыбнулась. — Бедная старушка «Делия О'Райан», еще более потрепанная, чем сейчас, и бедная старушка Джейн, все еще возглавляющая службу снабжения, с трепетом ожидают участи, что хуже смерти, которой их хотят подвергнуть ужасные пираты из соседней Галактики… Но не все потеряно! Там, за много световых лет, старый толстый адмирал Граймс выжимает из своего флагмана все возможное, рискуя регулятором своего Манншенна, чтобы спасти бывшую подружку. Я так и слышу, как он бормочет себе в бороду: «Черт подери! Эта девчонка поила меня бесплатно, когда я был еще сопливым мичманом. Я перед ней в долгу. Полный вперед, Гридли, и плевать на ракеты!»
Граймс рассмеялся.
— Адмирал какого флота? — резко спросил он. Джейн недоуменно воззрилась на мичмана.
— О чем ты, Джон?
— Сама знаешь.
— Ну… — протянула она. — Похоже, Б.У. удостоил тебя еще одной проповеди. Могу представить, о чем был разговор.
— Так значит, это правда?
— Что я Ольга Поповски, Прекрасная Шпионка? Ты это имеешь в виду?
— В общем, да.
— Перестань, Джон. Черт побери, как можно быть секретным агентом правительства, которого даже не существует?
— Ты можешь быть агентом подрывной организации.
— Чего–чего?! Курс по борьбе с военным шпионажем? Из которого ты усвоил ровно половину от того, что не прогулял?
— Нам действительно читали такой курс, — признал Граймс. — Но я им не особо интересовался. Тогда.
— И теперь ты об этом жалеешь. Бедный Джон.
— Но Старик говорил не о шпионаже. Он рассказал, что ты — нечто вроде рекрутера. Что ты сманиваешь офицеров с судов Комитета на эти древние развалюхи, которые гордо именуются «Линией Полуночников»…
Похоже, он говорил в пустоту. Джейн слышала лишь музыку, которая доносилась из столовой. Старинная мелодия, сочиненная еще в двадцатом веке, переживала краткий момент возрождения. Джейн начала подпевать.
Прощай, пора улетать,
Другое солнце искать
Где я смогу найти
Счастливее пути,
Чем те, остаются что позади…
Она печально улыбнулась:
— Сойдет в качестве ответа?
— Не говори загадками, — резко отозвался он.
— Загадки? Может, это и загадка, но не очень сложная. Джон, это прощальная песня из старинной оперетты. Насколько я помню, парень, который ее поет, собирается вступить во Французский Иностранный легион. Сейчас уже нет ни Франции, ни Иностранного легиона… Мы, приграничники, написали к этой мелодии свои слова. Она стала у нас чуть ли не национальным гимном. По крайней мере, у Бродяг — так люди с наших кораблей сами себя называют. Они такие, какие есть — и эти люди, и их корабли. Французского Иностранного легиона уже давным–давно не существует. Но тем, кому не повезло, тем, кто разочаровался в жизни, надо куда–то идти. Я никого никуда не сманивала. Просто время от времени мне доводилось летать с офицерами, которые были готовы все бросить или даже покончить с собой. Они лили слезы в мое пиво, а я давала им советы. Да, я несколько предвзято отношусь к своему родному миру. По–моему, в этом нет ничего противоестественного. Если б я родилась на Сириусе, пела бы дифирамбы «Линии Звездного Пса».