Дорога в Рим
Шрифт:
— Пассажиров на корабль берете?
— Хочешь обратно в Италию? Я тоже! — Фабриций дружески ткнул его в плечо. — Буду тебе рад!
— Спасибо!
Тарквиний, словно окрыленный, зашагал увереннее. Митра указывает ему путь в Рим! На том же корабле, который повезет в столицу сокровища школы стоиков!
Кто он такой, чтобы противиться воле бога?
Глава IX
ПЛЕН
Понт, север Малой Азии
Петроний, прихрамывая, старался не отстать
Скрученного веревками Ромула бросили в центре. Под жаркими лучами рана горела, голову раздирала пульсирующая боль, в горле пересохло — однако надеяться на глоток воды не приходилось. Ромул смутно понимал, что Петроний где-то рядом, остальные легионеры не упускали случая напомнить о себе пинком под ребра. Ромул, даже в полузабытьи, невольно оценил насмешку судьбы: пройти столько земель и вынести столько испытаний лишь для того, чтобы быть распятым, да еще в дальней дыре вроде Зелы… Впрочем, пути смертных всегда извилисты, и с волей богов не поспоришь.
Тарквиний ошибся в предсказании. Возвращения в Рим не будет.
Провалившись в забытье, Ромул не сразу очнулся от гомона толпы и затуманенным мозгом долго не мог понять, почему вокруг раздаются злобные крики. По одну сторону от него стоял черноволосый здоровяк с компанией, держа в руках свежесрубленные бревна, по другую — Петроний с оптионом из Двадцать восьмого и незнакомый центурион. Между ветеранами и Петронием росла перепалка, и Ромул с благодарностью осознал, что Петроний, несмотря на явно безнадежное положение, до сих пор его защищает.
Оптион вмешиваться не спешил, зато центурион недолго думая поднял руки, призывая к тишине. Ветераны тут же подчинились — старшие командиры могли наказать за малейшее неповиновение.
Центурион удовлетворенно кивнул.
— Говорить по одному. Что тут, Гадес вас побери, происходит? — Палкой из виноградной лозы он указал на Петрония. — Ты начал крик и призвал оптиона. Говори первым.
Петроний коротко описал, как после битвы повел Ромула мыться в реке и как ветераны заговорили о давней ране.
— Тут недоразумение. Взгляни сам, он в полубреду — не вспомнит, с кем только что воевал, что уж говорить про давний шрам. Да он с готами и не сталкивался!
Оглядев окровавленного и явно плохо соображающего Ромула, центурион улыбнулся.
— Похоже на правду, да только назвать рабом — обвинение серьезнее некуда. — Центурион повернулся к черноволосому легионеру. — А ты что скажешь?
— Не так уж сильно он ранен! — взорвался тот. — И он сам признался, что тот шрам получил от гота! В лудусе! Какие еще нужны доказательства?
Среди его спутников пронесся одобрительный
Центурион, нахмурившись, повернулся к оптиону — косоглазому уроженцу италийской кампании, которого Ромул недолюбливал.
— Солдат он хороший?
— Да, — кивнул кампаниец, и в юноше на миг вспыхнула надежда. — Но в легион попал странно.
Заинтригованный центурион дал знак продолжать.
— Ночью, когда дрались в Александрии, мой отряд стоял на Гептастадионе, в охране. А этот с другом, хитроватым таким, выскочили как из-под земли. Ну, оба италийцы, оба вооружены — я и загнал их в легион.
Центурион одобрительно кивнул.
— Откуда они там взялись?
— Сказали, что работали на бестиария. В Южном Египте.
— А второй из них — этот? — спросил центурион, указывая на Петрония.
Оптион нахмурился.
— Нет. Тот исчез, прямо тогда же ночью. Я заметил только после битвы. Искал, но даже следов не нашел.
— Подозрительно, — пробормотал центурион и ткнул ногой Ромула. — Ты беглый раб?
Ромул с трудом сфокусировал взгляд на своем обвинителе и мельком взглянул на остальных. Все, кроме Петрония, смотрели злобно или равнодушно, и юношу охватила безнадежность. К чему сопротивляться, если нет смысла…
— Да, — медленно произнес он. — Петроний, мой товарищ, этого не знал.
Ответ полностью оправдывал Петрония, однако лицо ветерана исказилось отчаянием.
— Видишь? — встрял черноволосый, вновь закипая гневом. — Я прав! Распнем ублюдка?
— Нет, — отрезал центурион. — Сделаем лучше. Цезарь, когда вернется в Рим, собирается устроить празднество с гладиаторскими боями. Живого мяса надо больше, чем вмещают все школы и тюрьмы. Этот мерзавец сбежал из школы раз, второй раз не сбежит. Заковать обоих в кандалы. Будут ноксиями.
Ветераны радостно заухмылялись.
Петроний, с трудом веря своим ушам, непроизвольно сжал кулаки. Умереть в схватке с диким зверем, вором или убийцей — унизительная судьба! Однако злорадные физиономии легионеров говорили ему, что стоит лишь дернуться — и его убьют прямо здесь, а прощаться с жизнью пока не хотелось. Петроний разжал кулаки и не сопротивлялся легионерам, которые принялись его связывать.
— Нет! — прохрипел Ромул, пытаясь вырваться из петель веревки. — Петроний не виноват!
— Что? — фыркнул центурион. — Кто водил дружбу с рабом — достоин той же позорной смерти.
— Откуда ему было знать? — крикнул Ромул. — Отпусти его!
Центурион в ответ обрушил ему на голову ногу в тяжелой подкованной сандалии — и Ромул погрузился в небытие.
Ромул очнулся от прикосновения чьих-то пальцев к ране и, открыв глаза, понял, что лежит в лазарете — большой палатке неподалеку от командирских покоев. Близился закат, тело по-прежнему связывали путы, бледный лекарь в окровавленном переднике осматривал его рану. Петрония рядом не было — лишь стоял на страже скучающий легионер. Ромул в отчаянии вновь закрыл глаза.