Дорога в Вудбери
Шрифт:
Голос в громкоговорителе проревел:
– И ВОТ ЭТО, ДРУЗЬЯ, МЫ И НАЗЫВАЕМ ПРАВОСУДИЕМ!
За пределами арены в этот миг Вудбери можно было с легкостью спутать с любой другой покинутой деревней-призраком в сельской глубинке Джорджии – пустынной и вычищенной в преддверии эпидемии.
На первый взгляд, каждого из жителей можно было посчитать без вести пропавшим – все обитатели города еще были на стадионе, все глаза оставались прикованы к финальным аккордам баталии. Пуст был даже тротуар около продовольственного центра: Стивенс вместе со своими людьми устранил все оставшиеся свидетельства убийства и увез тело Джоша в морг.
Теперь, в темноте, под аккомпанемент приглушенного эха толпы, доносившегося ветром, Лилли Коул брела по тротуару, одетая в свою флисовую кофту, драные джинсы и грязные кроссовки. Она не могла спать, не могла думать, не могла перестать плакать. Шумные возгласы с арены никак не оставляли ее в покое, ползая по ней, подобно насекомым. Боб дал ей «Ксанакс», но тот лишь притупил боль, словно затянув дымкой беспокойные мысли. Лилли поежилась от холода и остановилась у входа в заколоченную аптеку.
– Это не мое дело, – раздался голос из тени. – Но молодой девушке вроде вас лучше не бродить одной по этим улицам.
Обернувшись, Лилли заметила блеск очков в металлической оправе на темном лице. Она вздохнула, утерла слезы и посмотрела вниз.
– А какая разница?
Доктор Стивенс выступил в мерцающий свет факелов. Руки его были в карманах, лабораторный халат застегнут на все пуговицы, шея обмотана шарфом.
– Как вы держитесь, Лилли?
Она взглянула на него сквозь слезы:
– Держусь? Да просто грандиозно. – Она попыталась вдохнуть, но легкие ее словно были забиты песком. – Давайте следующий глупый вопрос.
– Может, вам отдохнуть? – Он подошел к ней и осмотрел ее ушибы. – Вы все еще в шоке, Лилли. Вам надо поспать.
Она выдавила из себя бледную улыбку.
– На том свете отосплюсь. – Поморщившись, она посмотрела под ноги. Слезы жгли глаза. – Забавно, я ведь его едва знала.
– Похоже, он был хорошим человеком.
Лилли подняла глаза и взглянула на доктора:
– А это вообще возможно теперь?
– Что возможно?
– Быть хорошим человеком.
Доктор вздохнул:
– Может, и нет.
Лилли сглотнула и опустила голову.
– Мне нужно выбраться из этого места. – Она вздрогнула, снова всхлипнув. – Я больше не могу это терпеть.
– Добро пожаловать в наш клуб, – ответил Стивенс, посмотрев на нее.
Повисло неловкое молчание.
Лилли потерла глаза.
– Как вам это удается?
– Что именно?
– Жить здесь… мириться с этим дерьмом. Вы кажетесь мне более или менее нормальным.
– Внешность обманчива, – пожал плечами доктор. – Да и вообще… Я здесь по той же самой причине, что и все остальные.
– И это?..
– Страх.
Лилли посмотрела на тротуар, ничего не говоря. Да и что тут можно было сказать? Факелы на противоположной стороне улицы начали угасать, фитили прогорали, и тени в закоулках и проходах между домами сгущались. Лилли пыталась справиться с головокружением, охватившим ее. Ей больше никогда не хотелось засыпать.
– Они скоро выйдут оттуда, – сказал доктор, кивнув в сторону гоночного трека, видневшегося в отдалении. – Как только насытятся этим шоу ужасов, которое Блейк для них состряпал.
Лилли покачала головой:
– Тут и вообще сумасшедший дом, а этот парень безумнее всех остальных.
– Я вот что скажу… – Доктор показал на противоположный конец города: – Почему бы нам не прогуляться, Лилли? Чтобы не встретиться с толпой.
Она горько вздохнула, пожала плечами и пробормотала:
– Мне все равно…
Той ночью доктор Стивенс и Лилли больше часа бродили по холодным улицам, петляя туда-сюда вдоль дальней ограды в восточной части города и около заброшенных железнодорожных путей между стенами. Пока они гуляли и разговаривали, зрители медленно покинули арену и разошлись по своим жилищам; их жажда крови была удовлетворена. Говорил той ночью в основном доктор, тихо, не забывая о навостривших уши охранниках, которые были расставлены по стратегическим точкам баррикады и снабжены оружием, биноклями и рациями.
Стражники постоянно оставались на связи с Мартинесом, который дал своим людям задание следить за плохо просматривавшимися зонами вдоль стены и особенно за лесистыми холмами на юге и на востоке. Мартинес опасался, что шум боя гладиаторов с большой вероятностью мог привлечь ходячих.
Шагая по окраинам города, Стивенс рассказывал Лилли о рисках объединения против Губернатора. Доктор предупредил девушку, чтобы она следила за своим языком, и сам говорил иносказаниями, которые сбивали Лилли с толку. Он говорил о Цезаре Августе, об истории бедуинских диктаторов и о том, как лишения пустынных обществ породили жестокие режимы, государственные перевороты и кровавые восстания.
В конце концов Стивенс снова вернулся к обсуждению печальной реальности эпидемии зомби и предположил, что кровожадные лидеры, скорее всего, были теперь неизбежным злом, побочным эффектом выживания.
– Я не хочу так жить, – сказала наконец Лилли, медленно шагая рядом с доктором по роще голых деревьев. Ветер бросал им в лицо легкую снежную крупу, которая покалывала кожу и покрывала лес тонким слоем инея. До Рождества оставалось всего двенадцать дней, но этого, похоже, никто не замечал.
– Выбора нет, Лилли, – пробормотал доктор, опустив голову и погрузив подбородок в складки шарфа. Он пошел дальше, смотря под ноги.
– Выбор есть всегда.
– Думаете? Не знаю, Лилли. – Некоторое время они шли молча. Доктор медленно покачал головой: – Не знаю.
Она посмотрела на него:
– Джош Хэмилтон ни разу не сделал ничего плохого. Мой отец пожертвовал собой ради меня. – Лилли сделала глубокий вдох и постаралась сдержать слезы. – Это просто отговорка. Человек рождается плохим. Все дерьмо, с которым нам теперь приходится иметь дело… это просто спусковой крючок. Так проявляется истинное лицо человека.