Дорога во тьму. Часть 9. Предназначение

Северин Гай

Еще одной странности мне никто тогда не смог бы объяснить. Почему я ощущаю в себе эту неведомую силу? Не могли, поскольку не знали о ней. Как я уже говорила, я никогда ничем не болела, хотя над нашим городком, как и над многими другими, не отягощенными благами цивилизации рабочими поселениями, пронеслось несколько эпидемий, унесших жизни многих изнуренных трудом людей.

В раннем детстве я заметила, что ушибы и ссадины заживают на мне гораздо быстрее, чем на моих названных братьях и сестрах, особенно, если я этого сильно захочу. Помню, как еще маленькой, глубоко порезавшись и испытывая сильную боль, я в слезах спряталась

за домом и зажмурившись шептала: "Пусть все закончится". А заметив, что боль утихла, с удивлением обнаружила, что ранка затянулась и совсем не беспокоит. В то время я не задумывалась над тем, что это может кого-то удивить, уверенная, что так могут и все остальные, не придавала значения и не связывала со своей особенностью.

Но потом произошел случай, сильно удививший мою приемную мать и заставивший меня призадуматься. Утомленная тяжелым трудовым днем, мама со стоном опустилась на лавку около плиты, а мне во внезапном приступе жалости захотелось ей чем-то помочь. Неосознанно, положив руку ей на плечо, я вдруг почувствовала некоторое покалывание в ладони, будто по ней пробежал слабый разряд тока, перетекающий к женщине. По тому, как разгладилось ее лицо я поняла, что боль утихла и это поразило нас обеих!

Я опять поспешила укрыться в своем спасительном лесу и обнаружила, что вся в поту, ноги как вата, еле передвигаются, а сердце бьётся так, как будто я пробежала несколько миль. Обдумав свои ощущения, я сделала вывод, что отдала часть своих сил на то, чтобы облегчить боль другого человека, хотя это и казалось немыслимым. Мать ничего не сказала, вероятно, чтобы не пугать меня, да и самой мне обсуждать произошедшее не хотелось.

Тем не менее, меня все это очень беспокоило. Неужели я одна такая? Я считала, что это вполне естественно - поделиться силой с тем, кто слабее или нуждается в ней. А если и другие так могут, но по какой-то причине, как и я, говорить об этом и пользоваться подобным избегают, словно это что-то неприличное или запретное? У людей ведь очень много странных и необоснованных правил и ограничений. С тех пор я стала осторожнее, старалась не демонстрировать свои способности, о которых и сама еще имела весьма смутное представление.

Я пыталась найти ответ в книгах, или осторожно задавая вопросы пастору - доброму и мудрому человеку, который много знал и всегда рад был говорить со мной. Он уверял, что у каждого человека свое место в жизни и на все воля Божья, кому-то дается больше, чем другим, но только лишь затем, чтобы приносить пользу ближним и нести благо в мир. Но все же, ни о чем подобном моим способностям он не знал, а говорил, что частичка Господа и божественная сила есть в каждом, просто не все хотят или умеют ею пользоваться.

– Слушай свою душу, дочь моя, - говорил он.
– Она у тебя чистая и незамутненная. Когда придет время, Отец наш всевышний непременно направит тебя и подскажет твое истинное предназначение.

Не верить его словам у меня повода не было, поэтому однажды вечером я все-таки решилась поговорить об этом с Брайди. Когда я лишь начала рассказывать ей о том, почему так люблю находиться в лесу или хотя бы на лугу и о том, как не только залечиваю себе царапины и синяки, но и могу помочь другому человеку, она мне не только не поверила, но и как обычно подняла на смех, уверяя, что я просто пытаюсь привлечь к себе внимание и набить цену. А в конце и вовсе заявила, что на моем месте помалкивала бы о такой ереси.

– Это похоже на колдовство, как у шамана, или черную магию. Мало того, что тебя чокнутой многие считают, так не хватало еще, чтобы говорили, что мы ведьму приютили, а потом только и жди, как бы дом не подожгли!
– возмущенно воскликнула сестра.
– Хватит валять дурака, Эль, накличешь беду на нашу семью.

Возразить мне на это было нечего, возможно, Брайди права, да и другие тоже, может, я действительно ненормальная. Во всяком случае я стала еще осторожнее. Ни прослыть ведьмой, ни подвести семью я точно не хотела.

Кто-то другой на моем месте, вероятно, обрадовался бы подобному дару, может, он знал бы, как им воспользоваться, желал бы действительно приносить пользу, помогать людям и не боялся показаться чудаком или ненормальным. Я же больше всего хотела ничем не выделяться, быть как все, чтобы меня не отталкивали, как чужачку, и то, что делало меня еще более странной, точно не помогло бы в этом.

Шли годы, я росла, училась, а в жизни постепенно происходили изменения, как радостные, так и очень печальные. Старшая из сестер Джоанн обвенчалась и уехала жить в соседний город к мужу, такому же простому рабочему, как наш отец. Родители с нетерпением ждали вероятно скорого появления первых внуков, а мы с девочками - возможности стать тетями для малышей.

Тем же летом мы узнали, что в Европе началась большая война. Соединенные Штаты оставались пока в стороне, но среди взрослых мужчин об этом часто велись серьезные разговоры, долетавшие и до любопытных детских ушей. Видимо это, а, может быть, нежелание всю жизнь прозябать в Титусвилле, работая на нефтяных скважинах, возможность посмотреть мир, а также обещанные льготы и приличное жалование и подтолкнуло Тревора к тому, чтобы отправиться служить в Военно-морские силы.

Родительский дом постепенно пустел. Прежде домоседки, Ханна и Алма по вечерам после работы на швейной фабрике все чаще вместе с молодыми парнями ходили в городской театр или гуляли в сквере в центре Титусвилла. Однажды я услышала, как соседка, забежав к маме в гости, строила предположения, какая из девочек выйдет замуж первой.

Войны все же не миновала и наша страна, и в 1916 году старший брат вместе с другими моряками отправился в поход к европейским берегам. Теперь мама с особым нетерпением поджидала почтальона, надеясь получить весточку от сына, а отец внимательно читал газеты, чтобы следить за боевыми действиями в море.

Мартина после работы также редко можно было застать дома. Вот только у нашего брата-бунтаря, кроме девушек, возникли и другие проблемы.

После очередной аварии на скважине, повлекшей гибель нескольких человек, он принял активное участие в забастовке, призванной не допустить работы, пока руководство не примет меры по обеспечению необходимой безопасности рабочих.

В ответ хозяева, устроив локаут, объявили о массовом увольнении всех участников акции, и, набрав новых работников в соседних городах, а также среди местных безработных, попытались возобновить нефтедобычу. Чтобы доставить штрейкбрехеров на скважину, преодолев кордон забастовщиков, задействовали полицию штата. Дошло до кровопролития и массовой драки, и Мартина арестовали как заговорщика, а также активного участника сопротивления законным требованиям представителей власти, нанесшего серьезные телесные повреждения полицейскому.