Дорога во тьму
Шрифт:
– Убьете президента?
– желчно процедил я, игнорируя его просьбу и протянутую салфетку.
– Ну что Вы, Джорджес. Первое лицо государства, как-никак, - покачал головой Катри.
– Но кредит доверия он точно исчерпал.
На том и расстались. Как узнал позже, в катакомбах погибло от рук охотников порядка сорока вампиров. Конечно, потери могли оказаться значительнее, если бы не Эйдриан. Надо отдать должное, действовал он в экстремальной ситуации более чем достойно. Однако, никто больше не возражал, что необходимо направить все усилия, дабы обуздать диких подземных обитателей, покуда гром не грянул повторно.
***
За прошедшие после войны три года, разработанная мною и воплощенная в жизнь структура заработала в полную силу и начала приносить свои плоды.
Главным камнем преткновения по-прежнему оставались, как нетрудно догадаться, катакомбы. Упорно отказываясь от повального уничтожения бесконтрольных новообращенных и как можно убедительнее настаивая на отказе от практики "человеческих зоопарков", я потратил неимоверно сил и терпения, прежде чем добился первых положительных результатов.
Столкнулись мы и с активным недовольством, а местами и сопротивлением в лице оборотней, установив тотальное ограничение в дни полной луны. Все без исключения хвостатые, в черте города и населенного пригорода, обязаны соблюдать меры, исключающие их свободный "выгул" в волчьем обличии. Надо ли говорить, что далеко не все приняли подобный надзор с воодушевлением?
Со стороны вампиров так же объявилось немало недовольных новыми порядками. Особенно это относилось к старым, привыкшим к своей исключительности кровопийцам, не желающим смиряться с ущемлением прав и свобод, а также с тем, что человеку более не отводилась роль лишь кормовой базы. Однако, явных протестов не происходило, влияние Совета в Париже очень велико. Ропщущие между собой, возмущенные старожилы не спешили противостоять действующей власти.
К слову сказать, как выяснилось, к той же массе относился и Оливер, чего он даже не пытался от меня скрывать. Очевидно, хитрый приверженец старых устоев благоразумно сообразил откуда дует ветер и изобразил абсолютное согласие с моими действиями в пользу столицы. Говорят, друга держи близко, а врага еще ближе. Не желая упускать из виду возможный источник проблем, я продолжал приятельски общаться с хирургом, извлекая из этого определенную выгоду. Главным и единственным "достоинством" англичанина, так и осталось отсутствие щепетильности, вкупе с садистскими наклонностями. Столкнувшись впервые с необходимостью дознания, внезапно испытав нахлынувшую лавину убийственных личных воспоминаний, граничащих с паникой, до предательской дрожи во всем теле, я убедился, что пыточных дел мастер под рукой будет крайне полезен. Ни сколь не чураясь, Оливер занял в Штабе внештатную должность специалиста, избавляя меня от потребности совершать над собой невыносимое усилие, или, что, на мой взгляд, еще хуже, передавать виновных напрямую, а значит и безвозвратно, в руки Эйдриана Толе.
Кстати, как и предсказывал министр Катри, президент Пуанкаре действительно оставил свой пост восемнадцатого февраля 1920 года, но имело ли место вмешательство префекта в это обстоятельство, оставалось только гадать, да не очень и хотелось. Меня никогда не занимали политические дрязги, тем более, своих проблем хватало. В 1922 году Раймон Пуанкаре занял пост премьер-министра Франции, продолжая вносить ощутимый вклад в развитие нашей страны.
Глава 08.
В совокупности с деятельностью на благо города по-прежнему не обходил вниманием и профессиональные обязанности. Это помогало максимально заполнить активностью дни и ночи, не оставляя ни малейшего шанса для болезненных воспоминаний.
Если решал браться за какое-либо дело, то не имело значения, был клиент вампиром, оборотнем или человеком, как не важны его расовая принадлежность, пол и вероисповедание. Даже платежеспособность заказчика не всегда играла ключевую роль, случалось работать и без гонорара, если на то были причины. Понятия об адвокатской этике, и деловая репутация не позволяли небрежно относиться к взятым на себя обязательствам, и халатности я не допускал. Некоторые дела свершались быстро, и не требовали особых усилий, а другие порой тянулись годами. Так и эта последняя тяжба, которая потребовала от меня около двух лет бесконечных усилий, просиживания в конторе с бумагами, заседаний, споров и поиска убедительных аргументов, завершилась наконец окончательной победой. Клиентом, который за время затянувшейся судебной волокиты, стал моим хорошим приятелем, был Матис Катри - двоюродный племянник нашего перфекта. Причины, по которым он обратился именно ко мне, были вполне прозаичные. В первую очередь, конечно, сыграла роль рекомендация министра плюс моя сформировавшаяся репутация. Соперником Матиса в борьбе за имущество и капиталы безвременно усопшей тетушки, не оставившей завещания, была его же двоюродная сестра, а точнее, ее настырный супруг, оказавшийся без меры амбициозным, алчным и непримиримым.
Наследство, оказалось весьма солидным, включало помимо недвижимости в столице и крупных банковских счетов, также виноградники в провинции Шампань и огромные винные погреба. Делиться родственники не пожелали, поэтому пришлось перейти к судебным разбирательствам. Не могу сказать, что заинтересовался, семейный дележ никогда не привлекал. Тем не менее, взялся. Оппонентом, чему я не удивился, выступил Модаус Гринберг, мой вечный противник на юридическом поприще. Кажется, наши поединки ему нравились особенно, потому что именно он всеми силами затягивал процесс. Но, как бы то ни было, Верховный суд Франции на днях наконец поставил в тяжбе кульминационную точку. Наказанные за жадность соперники не только полностью лишились наследства, им пришлось заплатить немалые судебные издержки.
Бывший и ранее небедным, отныне до неприличия разбогатевший Матис, решив, что пора, остепениться, тут же сделал официальное предложение некоей Бриджит Пти, уроженке Парижского предместья, чьими прелестями неизменно восхищался, и с которой обещал познакомить лишь на свадьбе, как выразился, в целях предосторожности. Можно подумать, я рвался узнать поближе какую-то деревенскую простушку, мало мне столичных красоток.
Сегодня мы отмечали долгожданную победу, и празднование, культурно начатое в ресторане, постепенно переросло в подобие мальчишника. Переместившись в его холостяцкую квартиру, занялись дегустацией игристых вин из знаменитых запасов покойной тетушки и, находясь в дурашливом настроении, решили, что накануне свадьбы мальчишник должен быть настоящим, а значит, обязательно присутствие развеселых девиц. Обязан же жених вкусить последние прелести свободы, прочувствовать по-настоящему, чего добровольно лишает себя, обзаведясь законной супругой. Солнечный день за окном не позволял мне присоединиться, вздумай он отправиться в дом терпимости. Поэтому разогретый алкоголем мозг подсказал выход: Матис привезет девиц сам для продолжения обязательной программы холостяцкой оргии.
Я же продолжил дегустацию в одиночестве, перейдя на любимый коньяк. Смаковал приятную янтарную жидкость, и не менее приятные подробности полного и безоговорочного краха вечного конкурента на завершающем слушание в суде, пока звонок в дверь не прервал думы. "Приятель в замочную скважину попасть не в состоянии?
– мелькнула мысль, и, развеселившись, отправился открывать.
– А попадет ли, в таком случае, куда следует жрице любви, или падет с позором, оставив меня доигрывать партию за него?".
На пороге стояло длинноногое голубоглазое создание с золотистыми локонами, и хлопало ресницами, удивленно глядя на меня. Оценив рвущийся наружу пышный бюст красотки, отметил, что Матис отлично знает мой вкус, раз прислал эту нимфу, вероятно, чтобы я не скучал. Наверное, его задержало что-то, не суть. Пусть не торопится, я остался вполне доволен внешними данными этого экземпляра.
– Мадемуазель, я сражен!
– сделал приглашающий жест, после чего приложился губами к ее руке, одаривая одной из своих чарующих улыбок.
– Весьма рад встрече.