Дорога войны
Шрифт:
Наёмники обнажили мечи и шагнули к Савьо. Прочие пленники мгновенно шарахнулись в стороны, словно стая мошки, которую сдул ветер.
– Думаю, там и без твоих лепетаний поймут, что это.
– Я смогу всё объяснить… – запротестовал Савьо, выставив перед собой руки.
– Обязательно объяснишь, а то как же. Желающих послушать твои объяснения будет немало, – усмехнулся наёмник, направляя меч на Савьо. – Свяжи-ка ему руки, Солдин. Так-то оно надёжнее будет.
И едва верёвка захлестнула запястья Савьо, как обречённость захлестнула душу. Мог ли он предположить, что такая мелочь, как взятый из общей стопки лист с гербом,
– Это всего лишь копия, он не настоящий. Там нет отпечатков, это не документ, – вновь и вновь твердил Савьо, и голос срывало от страха и тревоги. – Я всё объясню. Я просто лекарь.
Он оглянулся на разбросанные по земле склянки – на их стенках плясали отблески костра, на таращившихся на него добровольцев и наёмников – первые смотрели со страхом, вторые – в предвкушении развлечений… Лазутчик, схваченный с поличным, – такое не каждый день увидишь на привале.
– Вперёд! Неча по сторонам зыркать. Ишь, вынюхивает он!
Получив толчок в спину, Савьо покачнулся и покорно зашагал за ведущим его мужчиной. Лишь бы командир прислушался к нему! Лишь бы он захотел услышать голос логики, а не честолюбия, ведь поймать шпиона – это наверняка похвально. Настолько, что истина может оказаться излишней.
Сегретто появился в темнице на следующее же утро. Отослав открывшего дверь стражника, он сложил руки за спиной и покачался с пятки на носок. Айзек молча ждал.
– Никто не пришёл, – наконец бросил Сегретто. – Возможно, план не сработал, возможно, он был один.
– Вы допросили хозяина гостиницы?
Сегретто нахмурился, поправил тугой воротничок. А затем развернулся и зашагал прочь, оставив дверь открытой.
– Тренировка уже идёт, – бросил он через плечо. – Поторопись.
После того случая Сегретто начал давать Псу задания. Как и всем: где-то простые, где-то доставались дела посложнее и поинтереснее. Он ничем не выделял его, но Айзек точно знал: глава шпионов наблюдает, запоминает и делает выводы, в пользу идущего – или против.
А потом случилось невозможное. Случайное стечение обстоятельств, благосклонность фортуны, которая решила-таки подарить один кокетливый взгляд Айзеку. В тот вечер он был на пустячном задании: побродить в захваченном вражескими войсками городке, послушать сплетни, пересказать их. Разумеется, Вларика не упустила своего шанса свидеться с Псом и подновить лживо-молодое обличье за его счёт. Сегретто не отправлял за идущим хвоста, но на душе у Айзека было муторно, чужие годы ложились усталостью на разум и тело. Потягивая пиво в забитой солдатами таверне, он лениво прислушивался к пьяным разговорам. Совершенно ничего полезного или хотя бы мало-мальски нового, старые, давно известные кривотолки и пересуды. Да ещё этот сидящий в дальнем углу старик. Он не делал ничего подозрительного, просто смотрел – и под его пристальным взглядом Айзек ощущал себя неуютно.
Покрытое сеточкой морщин лицо, плотно сжатые губы, усталое выражение выцветших глаз. Он был старым опытным воякой, не раз преданным и оклеветанным, Пёс мог бы поклясться в этом. Был в этих людях, посвятивших всю жизнь служению своекорыстному господину, какой-то надлом, смирение с несправедливостями этого мира и навечно застывшее на лице недоверие. Старик глотал кружку за кружкой, с едва заметным презрением слушая бахвальство молодых, – видимо, вспоминал свою службу и сожалел о слишком многом. Его глаза случайно остановились на Айзеке, да так и застыли – Пёс кожей ощущал тяжёлый удивлённый взгляд бывалого вояки. Куда бы он ни шёл, за какой бы столик ни подсаживался, старик продолжал следить за ним, не теряя из виду, но и не пытаясь заговорить. И лишь когда Айзек, порядком раздражённый излишним вниманием, вышел из таверны, он поспешил следом.
Свернув за угол, Айзек ждал его. Много ли умения надо, чтобы ухватить за грудки старика, прижать к стене и, прошипев пару угроз, потребовать объяснений? Пёс ожидал чего угодно, даже попыток сопротивляться, но только не того, что произошло дальше. Старик поднял дрожащую – от старости, от выпитого ли – руку и коснулся волос Айзека, заглянул в глаза, и уголки его губ дрогнули.
– Это невозможно… Просто невероятно…
Айзека наполнила нешуточная злость: позади был долгий, не принёсший ровным счётом ничего день, а этот дурацкий старик нёс чушь и ни в какую не желал бояться.
– Говори, тёмные духи тебя побери! – рявкнул Пёс и слегка стукнул бывшего вояку спиной о стену.
Тот охнул и произнёс:
– Твой отец в своё время был таким же невыдержанным и горячим, парень.
Лицо Пса вытянулось от удивления, и он выпустил старика.
– Мой отец? Ты знал моего отца?
– Я обучал его военному делу. – Незнакомец замялся. – Я не знал, что у Варрена есть сын. Но ошибиться невозможно: тёмные волосы, чёрные глаза – это, вероятно, подарок матери-южанки, а вот всё остальное… Ты так похож на своего отца: лицом, манерой держаться, даже голосом. Я будто вернулся в прошлое и вижу перед собой молодого Варрена, жаждущего воинской славы и рвущегося в бой. Из него вышел отличный командир. Как жаль, что судьба жестоко обошлась с ним.
– Мой отец был военным? – едва слышно прошептал Айзек.
Горло сжал предательский спазм: как давно он ни с кем не говорил о родителях. Пёс привык прятать любовь к ним глубоко в душе, куда не добраться Мареуну и всему миру, и уж подавно он не произносил слов «мама» и «папа» вслух – за это учитель наказывал жестоко. И вот кто-то сам, первым, заговорил с ним об отце.
Незнакомец кивнул.
– Был, но потом на него обрушилось такое, чего и врагу не пожелаешь. Варрен был храбрым человеком и не заслужил обвинений в предательстве.
Пёс смотрел на стоящего перед ним старика: не было ни малейшей причины доверять тому, кого он видел впервые в жизни, а все эти разговоры о родителях могли оказаться хитрой ловушкой. Тем более что отец никогда не говорил Айзеку о своём прошлом, и Пёс понятия не имел, кем тот был до рождения сына. Тогда же Варрен брался за любую честную работу, лишь бы прокормить семью. Айзек отлично помнил его шершавые, всегда в мозолях руки, которые обнимали его и гладили по голове или учили писать. Он помнил, как крепко сжимала широкая ладонь маленькую ладошку вертлявого и любопытного сына, когда они ходили на рынок. Как все окрестные пьяницы боялись его всегда такого доброго и улыбающегося папу, и даже местный кузнец не рисковал связываться с ним. Всё это Айзек отчётливо помнил. Но был ли его отец военным, проповедником или даже королём – этого он не знал. И всё же… Ему до демонов хотелось просто поверить старику.