Дорога
Шрифт:
— Неужели это правда, Лола? — сказала она. — Ты потеряла рассудок?
— Почему ты так говоришь?
— А ты не знаешь?
— Нет. Зато ты знаешь, что нам нужен мужчина в доме.
— Почему-то когда речь шла обо мне с Димасом, нам не нужен был мужчина в доме.
— Это совсем другое дело, сестра.
— Теперь потеряла голову ты, вот и вся разница.
— Кино порядочный человек.
— Димас тоже казался порядочным.
— Димас ухаживал за тобой, чтобы заграбастать твои денежки. Как только кончились твои пять тысяч песет, кончилась и
— А ты думаешь, Кино ухаживает за тобой ради твоих прекрасных глаз?
Перечница-старшая оскорбилась:
— Какие у тебя основания сомневаться в этом?
— С виду, конечно, никаких, — согласилась Перечница-младшая.
— Кроме того, мне не придется прятаться от людей, как тебе. Я узаконю свою любовь христианским браком.
У Перечницы-младшей засверкали глаза.
— Не говори мне про это, прошу тебя, ради блаженной памяти наших родителей.
В селении еще не догадывались об этом жениховстве. Только когда Перечница и Кино в воскресенье вечером парочкой прошлись по улицам, оно стало наконец достоянием гласности. И вопреки опасениям Кино, герань на балконах не завяла, у коров не пропало молоко, земля не разверзлась и горы не рухнули. Распространившаяся новость вызвала всего лишь язвительные улыбки и двусмысленные намеки. Меньшего нельзя было и ожидать.
Спустя две недели Перечница-старшая снова пришла к дону Хосе.
— Сеньор священник, грешно ли желать, чтобы мужчина поцеловал тебя в губы и изо всей силы сжал в своих объятиях?
— Грешно.
— Тогда я грешу каждую минуту, дон Хосе, и ничего не могу с этим поделать.
— Вы с Кино должны пожениться, — без околичностей сказал священник.
Узнав приговор дона Хосе, Ирена, Перечница-младшая, возопила:
— Ты же на десять лет старше его, Лола, ведь тебе уже пятьдесят. Опомнись, поразмысли. Ради бога, приди в себя, пока не поздно.
Перечница-старшая только что открыла, что есть прелесть в прячущемся за горы солнце, и в скрипе телеги с сеном, и в медлительном полете коршунов под чистым августовским небом, и даже просто в том, что живешь. И она уже не могла отречься от этого открытия.
— Я решилась, сестра. А если тебе это не по нраву, я тебя не держу, скатертью дорога, — сказала она.
Перечница-младшая расплакалась, потом с ней случилась истерика, и, наконец, она слегла с высокой температурой. Прошла неделя. В воскресенье температура упала. Перечница-старшая на цыпочках вошла в комнату и отдернула занавески.
— Ну, поднимайся, сестра, — радостно сказала она. — Сегодня в церкви дон Хосе прочтет мое первое оглашение. Это должен быть незабываемый день для тебя и для меня.
Перечница-младшая, ни слова не говоря, встала, оделась, пошла с сестрой слушать первое оглашение. Когда они вернулись домой, Лола сказала:
— Выше голову, сестра. Ты будешь моей посаженой матерью.
И действительно, Перечница-младшая исполнила роль посаженой матери. И все беспрекословно. Через несколько месяцев после свадьбы Перечница-старшая, удивленная кротостью и безропотностью Ирены, послала за доном Рикардо, врачом.
— Эта девушка перенесла чрезмерное потрясение. У нее помутился рассудок. Но во всяком случае она не опасна. Никаких признаков буйного помешательства, — сказал врач и, прописав какие-то уколы, ушел.
Подавленная Перечница-старшая заплакала.
Но все это не удивило Даниэля-Совенка. Он начинал отдавать себе отчет в том, что жизнь не скупится на события, которые, пока не произойдут, кажутся неправдоподобными, а когда совершаются, предстают совсем в ином свете: вдумавшись, понимаешь, что в них нет ничего необъяснимого и удивительного, что они так же естественны, как ежедневный восход солнца, или дождь, или ночь, или ветер.
Он следил за развитием отношений между Перечницей и Кино-Одноруким по рассказам Уки-уки. Любопытно, что, как только он узнал об этих отношениях, у него пропала без следа прежняя неприязнь к девчурке, а вместо нее пробудилось смутное чувство сострадания.
Однажды утром он встретил ее на берегу реки, где она шарила в зарослях кустарника.
— Помоги мне, Совенок. Куда-то сюда забился дрозд с подбитым крылом.
Даниэль принялся его ловить и наконец поймал, но птица, вырвавшись, с разлета угодила в реку и тут же утонула. Тогда Мариука-ука села на берегу, опустив ноги в воду. Совенок сел рядом с ней. Обоих печалила неожиданная гибель птицы. Но скоро их грусть рассеялась.
— Это правда, что твой отец женится на Перечнице? — сказал Совенок.
— Говорят, женится.
— Кто говорит?
— Они.
— А ты что на это говоришь?
— Ничего.
— А что говорит твой отец?
— Что он женится, чтобы у меня была мать.
— Я бы ни за какие коврижки не захотел, чтобы у меня была такая мать, как Перечница.
— Отец говорит, что она будет умывать меня и расчесывать мне косы.
Совенок не успокаивался:
— А ты что на это говоришь?
— Ничего.
Даниэль-Совенок угадал, как страдает малышка, каких героических усилий стоит ей молчание, которое она хранила с таким достоинством.
Вдруг девочка спросила:
— Это правда, что ты уезжаешь в город?
— Да, через три месяца. Мне уже исполнилось одиннадцать лет. Отец хочет, чтобы я вышел в люди.
— А ты что на это говоришь?
— Ничего.
Тут Совенок заметил, что они поменялись ролями, что теперь отмалчивается он. И он понял, что у него и Уки-уки внезапно появилось нечто общее. И что ему по душе болтать с ней, и что между ними есть сходство: им обоим приходится покоряться тому, что находят удобным для себя родители, которые их мнения не спрашивают. А еще он отдал себе отчет в том, что, сидя здесь и болтая с Укой-укой, он чувствует себя хорошо и даже не вспоминает о Мике. А главное, что мысль об отъезде в город, где он должен выйти в люди, снова становится для него невыносимой. К тому времени, когда он выйдет в люди и захочет вернуться из города, кожа у Мики наверняка уже не будет глянцевитой, и она народит дюжину детишек.