Дорогами тьмы
Шрифт:
Но она оставалась глуха к его причитаниям. Единственное, что доносилось до ее слуха, это отдаленный стук барабана на площади, заставлявший ее ритмично подскакивать. Вдруг, к величайшему ужасу Фрейзе, к женщине присоединились другие плясуны – извиваясь и покачиваясь, они выстроились в цепочку, взялись, словно в хороводе, за руки и двинулись – раз – нога вытянута вперед, два – шаг назад, раз – вперед, медленно, но неумолимо придвигаясь к нему все ближе и ближе. Фрейзе посмотрел на Луку.
– Воробышек, – взмолился он, – помоги. Один Господь Бог разберет, что им от меня надо. Но ты-то знаешь,
Лука подвел своего коня к Руфино, встал бок о бок с Фрейзе. Обхватив друга за плечи, он сильно встряхнул его.
– Ну же. Постоялый двор совсем близко. Не обращай на них внимания. Держись за Руфино. Не позволяй им увлечь себя. Пойдем.
Обнимая Фрейзе, Лука двинулся прямо на странную женщину-плясунью. Лошади Ишрак и Изольды ступали рядом, след в след за державшимися за руки хозяйкам. Замыкающий шествие брат Пьетро, мертвенно бледный, тихо и невнятно творил слова молитвы, одной рукой держа коня, другой крепко сжимая деревянное распятие.
Женщина отшатнулась, пропуская Луку и Фрейзе к воротам, ведущим на постоялый двор, но при виде девушек лицо ее исказила судорожная усмешка.
– Идите и танцуйте! – прохрипела она страшным, надтреснутым голосом, словно ведьма, насылающая проклятье. – Идите и танцуйте, красавицы! Девушки любят танцевать!
Ишрак и Изольда отскочили назад и, спрятавшись за лошадиными крупами, погоняли коней вперед, а женщина бесновалась позади них, и другие танцоры спешили к ней, кружась и тряся лохмотьями. Кто-то колотил по бутылочной тыкве, и семена рокотали в унисон барабанному бою, кто-то, безбожно фальшивя, затянул песню:
– Танцевать! Танцевать! Давайте танцевать!
Лука, волоча за собой Фрейзе, добрался до ворот постоялого двора, которые тотчас распахнулись. Путешественники ввалились во двор, ворота с шумом захлопнулись, и хозяйка задвинула их на засов.
– Господи, помилуй, – перекрестился брат Пьетро. Взглянув на девушек, трепетавших, как в лихорадке, на закостеневшего от пережитого кошмара Фрейзе, он добавил: – Господи, помилуй нас всех.
– Сумасшедший дом, а не город, – вздохнула пожилая хозяйка, глядя на них с крыльца гостиницы. – Полагаю, вы не захотите остаться.
– Нам придется остаться, – решительно сказал Лука вопреки снедавшему его страху. – Я – расследователь, назначенный самим папой римским. Я должен понять, что здесь происходит, и по возможности вернуть эти заблудшие души к Богу и наставить их на путь истинный.
– Как по мне, так вам лучше убраться отсюда куда подальше, – нахмурилась хозяйка. – И не говорите потом, что я вас не предупреждала. Эта зараза цепкая – один подхватил, передал другому. Не хотите же вы, чтобы барышни, задрав юбки, пустились в пляс.
– Ни за что. – Изольда гордо вскинула подбородок, хотя дрожала, как осиновый лист. – С этими людьми у меня нет ничего общего. Это не танцы, а невесть что. Кажется, они валятся с ног и вот-вот упадут от изнурения.
– Все так, – мрачно кивнула хозяйка. – Сами упадут и других за собой на дно потянут.
– Сегодня мы ночуем здесь, – постановил Лука. – Нам нужны комнаты и стойла для лошадей. Я разберусь, что тут творится. И, если будет на то Господня
Фрейзе встрепенулся.
– Пойду позабочусь о лошадях. Если ты справишься с расследованием в мгновение ока и завтра на заре мы отправимся в обратный путь, радости моей не будет предела. Чем быстрее мы с этим покончим, тем меньше вероятность, что кто-нибудь из нас заразится. Помнишь, как она схватила меня за руку и потащила за собой?
– Еще бы, – Лука помрачнел. – Ведь это я схватил тебя за другую руку и оттащил от нее.
Лука лично проследил, чтобы девушек разместили с комфортом в дальней части дома, в комнате, выходящей в сад и на крохотную лужайку, куда не долетали запахи из конюшни и не доносились звуки барабанной дроби с центральной площади. Когда девушки спустились вниз и присоединились к мужчинам в обеденной зале, расположенной в той части гостиницы, что выходила окнами на улицу, они приотворили ставни и увидели безостановочно кружащих по площади танцоров, шаркающих в полузабытьи одеревенелыми ногами, словно их вынуждали это делать. Только когда солнце скрылось за горизонтом, они повалились снопами на булыжную мостовую и на крылечки домов и застонали, жалуясь на боль в ногах и крайнее изнеможение. Какая-то женщина в чудесном наряде одной из горных деревень лишилась чувств, но ее кавалер не обратил на нее никакого внимания и оставил лежать бездыханной на каменистой дороге, бросил умирать, как собаку, мгновенно позабыв о ней.
Лука пробежал глазами свитки, оставленные братом Иеронимом.
– Причины болезни никому не известны, – прочел он. – На юге считают, что ее вызывает укус паука-тарантула, поэтому танцы этих несчастных называют «тарантеллой». Однако в других местах недуг этот, похоже, вспыхивает и угасает безо всяких на то причин.
– Необходимо поговорить с этими людьми, выяснить, почему они начали танцевать, – сказал брат Пьетро.
– Они присмирели. Самое время пойти поговорить с ними.
Лука обернулся к Изольде и Ишрак:
– Я прошу вас никуда не выходить из комнаты.
Изольда кивнула, и даже Ишрак не кинулась отстаивать свое право на свободу передвижения.
– Ты берешь с собой Фрейзе? Уверен, что ему ничто не грозит? – спросила она.
– Я бы хотел, чтобы он отправился со мной, – признался Лука. – Но только если он сам изъявит желание.
– Я пойду, – выступил вперед брат Пьетро. – Я могу тебе пригодиться.
Лука колебался.
– Вам троим лучше остаться здесь. Будете за нами наблюдать. И если над нами сгустятся тучи, вы вызволите нас из передряги.
Ишрак кивнула.
– Когда желание танцевать захватит тебя, подними правую руку, и мы кинемся тебе на помощь.
Брат Пьетро высунулся на улицу, там осталась всего одна пара: привалившись друг к другу, мужчина и женщина на последнем дыхании медленно топтались по площади.
– Хорошо, – согласился он. – Сейчас они отдыхают, но дорога каждая минута – в любой момент они примутся за старое. Будь начеку, расследователь. Я не спущу с тебя глаз. Не уходи с площади, не пропадай из виду, я буду наблюдать за тобой из этого окна. Они не должны завладеть тобой.