Дорогами войны. 1941-1945
Шрифт:
Всем очень хотелось, чтобы захват прошел благополучно.
Наконец раздался оглушительный взрыв первого снаряда. С интервалами в одну минуту точно последовали второй, третий, четвертый разрывы. Командир разведгруппы безмолвно сидел, прислонившись к стенке, а в промежутках между разрывами снарядов все сидящие здесь представляли вслух, что происходит на месте.
– Начали продвигаться к шалашам. Еще метров пять подтянулись.
– Все идет нормально.
– Уже рядом.
– Можно идти на выход, надо взглянуть на дорогого
– Седьмой взрыв опаздывал.
– Можно играть отбой, пока не поздно, – прокомментировал я.
– Не каркай! – оборвал меня чей-то голос в углу. Тут же последовал очередной снаряд.
– Ничего, все идет нормально. Пошли на выход!
Очередной взрыв все дружно просчитали.
– Восемь!
Прошла минута, а девятого не было, и каждая секунда всем казалась вечностью. Тут заговорили все разом.
– Опять остановка.
– Сейчас будет. Ну, скорее же!
– Что же они там?
– Все! Наверное, отменили операцию и позвонили на огневую.
– Быть не может этого!
Но вот раздался девятый взрыв, затем без всяких интервалов последовали десятый, одиннадцатый, двенадцатый, тринадцатый. После одиннадцатого все стали выражать свои эмоции в терминах, которые принято обозначать многоточием. Раздавались проклятия и в адрес стрелявших артиллеристов и в мой, поскольку все знали, что я от артполка приписан здесь, хотя огонь вела батарея другого полка.
Кто-то, повернувшись в мою сторону, зло бросил несколько слов.
– Накаркал!..
Здесь не стеснялись в выражениях и не стеснялись своего суеверия.
После разрыва одиннадцатого снаряда я машинально кричал: «Стой!», как будто эта команда моментального прекращения огня могла быть услышана на огневой позиции. Командир разведгруппы яростно крутил ручку телефонного аппарата. Все приподнялись со своих мест, выражали гнев, как его только можно выражать на передовой, когда тебя расстреливает собственная артиллерия. У меня после разрыва тринадцатого снаряда пронеслась мысль, что среди орудийной прислуги оказался суеверный человек, который решил отправить в сторону противника чертову дюжину, и что это будет последний снаряд. Я не ошибся. Конечно, орудийному расчету никто не объяснил задачу – все, что связано с деятельностью разведки, строго засекречивалось. А когда подают команду десять или двенадцать снарядов на орудие, можно отправить и те, которые под ногами мешают ходить.
Когда прекратился огонь, все стали обсуждать возможные потери.
В этот момент в шалаш влетел связной от разведчиков и доложил:
– В группе захвата потери: двое раненых, один – тяжело. После десятого ребята поднялись дружно, затем залегли.
– Передай всем: оставаться на своих местах, – распорядился командир разведгруппы. – Командира взвода ко мне, раненых эвакуировать.
Алексей разогнал своих людей, находившихся в шалаше, занять места в обороне. Мы остались втроем.
Командир разведгруппы сразу же связался с начальником разведки армии и доложил, что произошло. Связь была настолько прекрасной, что нам отчетливо было слышно, что говорилось в трубке. Старший начальник отчитывал командира разведгруппы, как мальчишку.
– Я спрашиваю тебя, ты почему лично не договорился с артиллерией?
Почему?
– Мы сделали все согласно вашему…
– Молчать, когда с тобой говорят! – громыхало в трубке.
Командир разведгруппы тщетно пытался вставить слова оправдания, а потом, убедившись, что это невозможно, стал упрашивать:
– Разрешите повторить операцию! Разрешите повторить!
– Молчать! Если ты придешь без языка, я завтра твой положу на стол при докладе командующему!
Было слышно, как где-то там говоривший с силой бросил трубку. В нашем шалаше воцарилось молчание. Командир разведки тупо смотрел на телефонный аппарат. Алексей первый нарушил молчание и подал осторожный совет:
– Я понял, что вам можно сворачиваться.
Появился командир взвода разведки, который во время телефонного разговора и разноса своего непосредственного начальника сначала влез, а затем под каким-то предлогом из деликатности ускользнул из шалаша.
– Что будем делать? – обратился он к начальнику разведгруппы.
– Будем повторять операцию. Сейчас дадут команду в артиллерию. Иди к людям и скажи, чтобы приготовились.
Мы с Алексеем встрепенулись на своих местах.
– Он рехнулся, наверное, ваш начальник!
– Что он, спятил, что ли? Неужели не понимает? – сказал я.
Командир взвода направился к выходу.
– Сделаем, – бросил он недовольно, – но лучше бы перенести операцию на следующую ночь. Ведь насторожили их, да и настрой у ребят уже не тот…
Алексей окончательно вышел из себя.
– Черт с вами! Скажи, чтобы назад возвратились все, – обратился он к командиру разведгруппы. – Я вам приволоку одного фрица даром. Мне ребят жалко – погибнут ни за что. Сегодня к утру возьмем мы – последний раз говорю.
Начальник разведгруппы молчал, что-то усиленно обдумывал. В этот момент раздался звук зуммера, и он взял трубку.
– Операцию отставить! – прозвучали в трубке отчетливо спокойные и твердые слова. – Всем немедленно возвратиться назад!
Разговор, как и прежде, шел открытым текстом. Мы все облегченно вздохнули. Как будто многопудовая ноша свалилась и с плеч начальника разведгруппы. Он расслабился, успел только вздохнуть и тут же засуетился на своем месте.
– Если там раньше передали на огневую повторить десять снарядов, второй приказ может не успеть на орудия. Надо как-то срочно сообщить ребятам об отбое. Пошлите своего человека! – стал он упрашивать командира роты. – Мне могут снова позвонить.
– Мои люди не знают, где ваши расположились. Беги сам, пока не начали огонь. А позвонит твой начальник, мы ответим.