Дороги богов
Шрифт:
Князь ждал, и терпение его истощалось.
— Дела особого нет, — признался я. — Друг у меня был из этих мест. Дал я ему слово, что съезжу на его родину, погляжу, как там и что…
— Выглядываешь, стало быть? — хищно оскалился Будимир. Иль мне только так показалось, потому что он подался вперед и впился мне в лицо испытующим взглядом. — А ну как прикажу тебя изловить да в поруб спустить? Что ты там запоешь?
— Прости, коли что не так сказал, княже. — Я поклонился в седле, чувствуя, что меня постепенно начинают забирать в кольцо Князевы кмети. — Я чужой в здешних краях. Мог по неведению не те речи
Мой ответ, как ни странно, несколько успокоил князя. Но разве я ведал, что это было всего лишь его уловка!
— Добро, — усмехнулся он и откинулся в седле, покручивая выгоревший на солнце ус. — Тот не воин, кто слово нарушает… Но я полюбовно просить тебя хочу. Ежели ты только на меня поглядеть приехал — вот, гляди, не прячусь я! А ежели какое дело иное имеется, так поведай. Авось пособить чем можно!
Помощь мне была ох как нужна!
— Просил меня друг, чтоб я князей здешних сыскал, из старого рода которые, — повинился я. — Ты, княже, чай, родичей своих помнишь? Так присоветуй мне, как мне разыскать кого-нибудь из старых-то князей?
Даже тот, кто не знал князя Будимира совсем, понял бы в тот миг, что ему эта весть не в радость. При упоминании о старых князьях он потемнел ликом и подобрался в седле.
— Ежели ты князя сей земли ищешь, то ты его уже нашел, — отрывисто бросил он. — А ежели кого еще разыскать надумал, то вот мой сказ — нет никого. Кто в бою погиб, кто от болезни, а кого старость забрала. Я — ныне князь!
Дружина за его спиной при этих словах подтянулась, невольно равняя строй, и тут я, сам того не ведая, совершил ошибку.
— А Гостомысл-князь? — вспомнил я имя, прозвучавшее на Суде богов, когда обвиняли Ворона за развязанную им усобицу. — Буривоев сын, у которого все сыны погибли, друг друга перебив? Он и его родичи где? Живы?
Мне показалось, что князь Будимир почернел не то от злости, не то от ревности. Но потом он раздвинул губы в улыбке и рассмеялся. Жеребячьим раскатистым смехом зашлась и его дружина.
— Гостомысл-князь? — давясь смехом, переспросил Будимир. — Был такой, как же! Да вышел весь! Нету его более!.. Одряхлел старче, из ума выжил!.. Когда я мальцом был да босиком без порток бегал, держал он землю в руках, помнится. Да с тех пор много воды утекло! Не те ныне времена, гость далекий!.. Да что ты стоишь, — спохватился он и потянулся тронуть меня за локоть, — ты с дороги, чай, да и я спешу на заставу. Едем со мной — по пути побеседуем, а там и загостишь. И не надо тебе будет ни к какому другому князю ехать — у меня останешься!
Право слово, меня радовало приглашение, несмотря на то что сам князь Будимир вел себя странновато. Но я много дней провел в дороге и хотел отдохнуть.
Отказаться сил не было. Уже по тому, как сверкали глаза князя, я понял, что спорить он не хочет и не любит, чтобы ему перечили. Да и дружина его не располагала к спорам. Я принужден был согласиться.
Дорогой Будимир держал меня подле себя, выспрашивая о моем роде-племени и деле с дотошностью хорошего хозяина. Он все упирал на то, что я должен был остаться при нем и не ездить по другим князьям. На мой вопрос, почему так, он ответил коротко:
— Я — земли этой князь. А прочие смуту сеют иль вовсе мои подручные.
Застава,
Воины здесь не теряли времени даром. Почти полсотни мужей моих лет и старше изнуряли себя в борьбе на мечах и врукопашную. Князь Будимир спешился и смешался с ними. Некоторые воины были его знакомцами. Он говорил с ними, хлопал по плечам, сам проверял брони и щиты. По всему выходило, что близок какой-то боевой поход, в котором мне, скорее всего, предстоит участвовать.
Так оно и случилось.
Для нас накрыли столы в дружинном доме, и князь Будимир вместе со своими кметями и мною, еще переждав во дворе, вошел в трапезную. По обычаю, открыв трапезу и плеснув на камни очага пива из турьего рога и бросив во славу Рода хлеба на угли, князь первым отведал мяса и рыбы.
Я здорово проголодался и налегал на угощение с удвоенным рвением. Но аппетит покинул меня, когда я невольно уловил часть беседы между князем и его боярами. Воевода заставы, именем Войгнев, тоже присоединился к беседе.
— Сегодня же гонца шли, — указывал ему Будимир. — Мне Земомысл-старший весть прислал — на снем зовет… Уж в домовину пора глядеть, а он туда же! И внука своего на меня науськивает!
— От стариков этих все зло, — поддакнул воевода Войгнев. — Он никак смириться не может, что Изборск его на поток был викингами взят.
— Раз град твой беден, то какой из тебя князь? — прогудел тихо один из бояр, необхватный в плечах витязь с пегой бородой. Двумя пальцами он мог, казалось, запросто сломать подкову.
— У меня одних торговых лодей полсотни по Нево-озеру ходит! — кивнул Будимир. — Ладога уж вон отстроилась, а давно ли в ней викинги хозяйничали? А Изборск все на ноги встать после разора не может. Да разве ж встанешь с таким-то князем! Прадед Земомысла, сказывают, сам землю пахал! Босой ходил траву коровам косить! Не коню своему любимому, а скотине! Правнук Мирошки Селянина — князь ильменьский! Смех!
— Не он один, — вставил воевода Войгнев.
— Ведаю, — ощерился Будимир. — Вот погодь, Вадима из седла выбью — тогда мало кому со мной спорить захочется!.. Пращуру Избору легче было — окромя старшего брата и спорить о княжении было не с кем! А тут — откуда только повылезло! И всякий род свой от Волха Славеновича считает!.. А наследовать князю Гостомыслу я должен по праву — внук его законный, от дочери Перемиры!..
Я перестал жевать. То ли и впрямь боги зорко следили за мной и позволили прикоснуться к тайне, то ли везло мне несказанно, но я случайно услышал такое, что не подозревал. Ясно было одно — усобица, семена которой были посеяны много лет назад Вороном, продолжалась. Теперь уже не сыновья Гостомысла — его внуки спорили о власти!
— Гостомысла Буривоевича ныне мало кто слушает, — вспомнил тот великан с пегой бородой. Окованный серебром рог он держал как иголку — кончиками пальцев, боясь раздавить. То был ближний боярин князя Будимира, именем Твердята, как его звал Будимир. — Сидит он в своем Новом Городе и сидит, смерти дожидается.