Дороги богов
Шрифт:
— Отрекаюсь! — тряхнув головой, решилась Зарница. — Ведаю — моя есть вина во многом! И хочу я теперь хоть часть ее искупить — потому и приехала, дитя малое бросила, ради других сыновей и их отцов-матерей!.. Огонь и дым по земле стелятся, реки кровью текут! Люди гибнут! Земля зашевелилась!
— Так то земля. — Вадим склонил голову набок, оценивающе наблюдая за жрицей. — А я что же? Новый Город мне однажды путь показал…
— Так за тобой же из Нова Города потом люди побежали! Вернись с дружинами, кинь кличь: за тобой не только Новый Город — и прочие города потянутся! Торопись, князь!.. Думается мне, по весне Рюрик сызнова
— Власти… как все, — отведя взгляд, повторил Вадим.
— Из-за нее и Будимир Ладожский погиб, — вставила Зарница. — И Рюрика тут вина больше, чем чья-то!..
Князь опустил голову, размышляя, но Зарница видела, чуяла, что не сомнения — иные мысли терзают его.
Наконец Вадим поднял глаза на жрицу, и она наконец поняла, за что его прозвали Храбрым.
— Я вернусь в Новый Город, — просто сказал он. — И снова стану его князем. Или погибну, как Будимир.
Прикрыв глаза, Зарница в мыслях горячо поблагодарила Перуна и всех прочих богов.
Нестроения в народе не прекращались всю зиму, и даже приход весны их не погасил. Дружины викингов-наемников, выколачивающих дань из местного населения, встречали либо опустевшие заимки, либо засады. Воинов-бодричей гнали отовсюду. Получив отпор, они возвращались на место со свежими силами и желанием отомстить — но натыкались на дружину Вадима Храброго. Оставив в Ростове жену и подрастающего сына, он носился по земле и бил варягов, где находил. К нему толпами шли люди — воеводы и сотники не успевали испытывать новичков, примеряя их на годность к ратному делу. Особенно много воев пришли из Ладоги — некоторые из них служили еще под началом Будимира и воеводы Войгнева.
К тому времени, когда начали сходить снега, а реки вскрываться ото льда, варяги-бодричи были изгнаны отовсюду, кроме Нового Города. В этой войне Рюрик потерял почти всех своих бояр и советников, среди которых были и его дальние родичи. Он забился в завещанный ему дедом Гостомыслом город, как зверь в нору, и ждал.
Зарница все это время редко отлучалась от князя, была его советчицей и одним из его воевод. Старые воины, многие уже наполовину седые, как-то сразу признали ее право вести их в бой — то ли потому, что Борислава Перуница, как прозвали ее, сама носила воинский пояс, то ли из-за ее звания жрицы, то ли потому, что по пятам за нею шла удача. Бросаясь в бой, Зарница чувствовала пьянящую радость, и лишь одно мешало ей — разлука с маленьким сыном.
С тех пор как уехала из Славенска, она не видела Волчонка, и именно поэтому, когда Вадим подступил под стены Нового Города, не выдержала. Оставив свою сотню на берегу Волхова в виду пристаней, в одиночку, наказав ждать ее к рассвету, по хрустящему и сочащемуся водой льду перебралась через Волхов и поспешила в город.
Славенск насторожился, ожидая последнего часа. Здесь не было дружинников ни Рюрика, ни Вадима — ополчение прижало бодричей к берегу истока Волхова, а готовый треснуть под ногами лед мешал Рюрику уйти прочь. Но когда битва начнется, отчаяние наверняка бросит побежденных на хрупкий волховский лед. Многие погибнут, но часть доберется до Славенска, что в любом случае не сулило городу ничего хорошего. Поэтому тесовые, прошитые полосами железа ворота были
Уломав наконец дозорных и убедив их, что опасности пока нет, женщина скользнула в потайную калитку и бегом бросилась по уснувшим давно улицам к дому Милонега.
Пока жила в бесплодном ожидании Тополя в избе младшего жреца, Зарница успела много передумать и перечувствовать. Немало тому способствовал Волчонок. Мальчик рос, и чем старше он становился, тем меньше оставалось в нем черт его настоящего отца, зато он все больше походил на Милонега. В три года он был уже так на него похож, что только сама Зарница и младший жрец помнили истину — все прочие, а особенно Голица Вышатична, верили, что Волчонок — сын Милонега. И мальчик сам тянулся к отчиму, невольно изумляя мать такой искренней привязанностью.
Дворовые псы залились лаем, когда она стукнула в калитку. Не вспомнив Зарницы, они готовы были порвать привязи и кинуться на нее, но, на счастье, на крыльцо вышел разбуженный лаем Милонег.
— Кого там принесло? — крикнул он в темноту.
— Милонег! Отвори! — позвала Зарница.
Ахнув, молодой жрец ринулся через двор, прикрикнул на собак и настежь распахнул калитку, протягивая к незваной гостье руки:
— Живая!.. А мы уж думали… Какими ж судьбами?
Зарница позволила себя обнять и отстранилась не сразу:
— Спешное дело у меня, брат. Я ненадолго отлучилась и скоро должна назад спешить!
Обхватив ее за плечи, Милонег повел Зарницу в дом.
— Откуда ж ты примчалась? — спрашивал он на ходу. — Где пропадала?
— У Вадима Храброго, в Ростове-граде, — коротко объяснила жрица. — Ныне выпала удача — вернулась ненадолго, дом да тебя проведать.
В избе с ее приходом пробудились мало не все. Семья Милонега, его меньшие братья, еще отроки высунули носы из-под овчинных пологов, которыми укрывались на ночь. Голица Вышатична прищурилась в темноте на вошедших, по голосу распознала Зарницу и торопливо поднялась, одергивая рубаху, засеменила к печи, вынимая из загнетка горшок с уже остывшим варевом. Милонег усадил женщину ближе к камням очага, присел рядом, не сводя глаз. Зарница коснулась ладонями печи, здороваясь с домовым.
— Ненадолго я, — повинилась она, когда Голица Вышатична поднесла ей в мисе щей. — Сына увидеть — и сразу назад.
Волчонок проснулся от голосов и шагов, выглянул из-под одеяла, сонно моргая. Встретившись с ним взглядом, Зарница рывком поднялась, подошла к сыну и подняла его на руки. Он сперва не признал в незнакомой похудевшей и ставшей словно выше ростом и потемневшей женщине в теплой мужской справе свою мать, забился, вырываясь, попробовал закричать.
— Чего ты, огонек мой? Чего напугался? — Зарница крепче прижала сына к груди, унимая. — Это я, я!.. Не признал?
Милонег торопливо раздул огонь на подернувшихся пылью золы углях. При свете мальчик, устав вырываться, взглянул пристальнее и, узнав, сам бросился на шею:
— Мама!
Милонег подошел к Зарнице вплотную, осторожно коснулся ладонью ее плеча. Обнять бы ее сейчас вместе с сыном!.. Голица поняла, что будет мешаться, и полезла на свое место на полати.
— Мы так тебя ждали! — сказал Милонег.
Зарница отняла от макушки сына лицо:
— Спасибо тебе, брат! Не было и нет у меня друга надежнее, чем ты!.. Об одном прошу тебя — сбереги моего сына!