Дороги Истины
Шрифт:
Кочевник вздохнул и отпил из фляги, ничего не сказав.
"Значит, Тридцать Восьмой тоже, возможно, замешан. Нехорошо. Всё зашло куда дальше, чем одна сволочь в верхах. Надо побыстрее попасть туда, вытащить Её, если она там, и убираться подальше отсюда"
Они встали, перекусив и обсудив всё то, что хотелось обсудить двум незнакомым путникам, пожелали друг другу удачи в дороге и пошли дальше, каждый в свою сторону. Кочевник сразу же забыл о новом лице в своей жизни, так как был уверен, что видит его в первый и последний раз. Парень был полон сил и энергии, но явно не имел в запасе основных качеств, которые необходимы для выживания в одиночку - интеллекта, смекалки и умения избегать лишней опасности. Ему явно не имеет значения, что делать и для кого, лишь бы плата была своевременной и хорошей. Ещё будучи одним из них, Кочевник не недолюбливал таких людей.
Спустя
Зайдя в город, он сразу же направился в бар, петляя в тесно застроенных улочках среди толпы "серой массы", в буквальном смысле. Тридцать Восьмой форпост Империи Серых значительно расширился по сравнению с тем "пунктом эвакуации", который помнил Кочевник: бетонные стены стали толще и их границы увеличились, поглотив существенную часть городских руин рядом. Несмотря на то, что среди происходящего безумия двадцать лет назад никто не додумался нажать "красную кнопку", ситуация из-за резкой смены внешнего облика и мышления настолько вышла из-под контроля, что долгое время шли активные боевые действия. Все против всех. Серые старались усилить своё положение и "выдворить" Жёлтых с Красными из своей "военной семьи", но эта затея не обошлась без крови. Часто бывало, что товарищи, прошедшие не одно дерьмо вместе, шли друг на друга, нажимали на спусковой крючок винтовки, пускали ракету в вертолёт или танк тех, кто стал "церковником" или "бандитом", то есть Красным. Крупные разрушения продолжались до тех пор, пока топлива на складах было в достатке. Потом большая часть машин разрушения осталась на своих местах или её разбирали на куски металла, необходимые почти в каждом ремесле. В те времена Кочевник старался как можно чаще менять своё местоположение, не останавливаясь нигде больше одних суток. Никто не знал, в какой момент может начаться артобстрел или враждующие группировки решат встретиться неподалёку и начать резню.
Все спешили по своим делам в привычном для всех, кроме чужаков, темпе, смотря только себе под ноги и, тем не менее, не задевая никого по пути. Форпост жил, словно муравейник, большой мегаполис - единое целое, где все составляли один крепкий, отлаженный механизм, готовый вступить в бой или наоборот, обсудить что-либо с теми, кто решил сюда наведаться. И если хочешь найти кого-то в городе с населением в тысячу человек и более, лучше спросить у завсегдатаев столовых либо бармена - они повидали разношёрстный люд, и большинство после рабочей смены заходили опрокинуть стаканчик или перекусить именно туда. Лишь единицы могли позволить себе такую роскошь, как крупица свободного от городских работ времени, и ещё меньше тратили его на приготовление пищи. Да и не было, по сути, из чего делать - разрешалось иметь в хранении одну десятую часть от добытых запасов провизии, всё остальное отдавалось на хранение и дальнейшее распределение в городской склад. Тех, кому это не нравилось, ждал лишь один исход - расстрел. Утайка припасов любого рода в Империи считалось особо тяжким преступлением, под графой "саботаж". Суровые порядки, но благодаря им они стали самой сильной расой в новом мире.
Минут через двадцать Кочевнику всё-таки удалось найти столовую. Со вздохом облегчения он открыл решетчатую дверь и начал спускаться по лестнице вниз, в подвальное помещение. Внутри никто не обратил на него внимания - все глаза были устремлены на представление, разыгравшееся у стойки. Один парень лежал, скрючившись, на полу, держась за промежность, а другой, крупный детина, стиснув зубы, закрывал лицо рукой от несильных, но обильных и быстрых ударов маленьких кулачков молодой девушки, которая была явно не в себе. Он не мог остановить её, так как она, словно фурия, попросту не давала ему опомниться - шквал молниеносных оплеух летел прямиком в его физиономию, которую, словно щит, защищала довольно посиневшая широкая ручища. Вдобавок, ему очень мешал тот фактор, что вторая была приколота прямо к стойке бара ножом, словно доска -гвоздём. Повсюду стоял хохот и подбадривающие посвистывания - все болели за эту безбашенную девушку, даже не собираясь помогать её жертве.
Кочевник решил не вмешиваться в эту разборку, так как не знал, кто прав, а кто виноват, вдобавок, грозная воительница явно не нуждалась в помощи. Но тут лежащий на полу, кряхтя, поднялся, и, всё ещё одной рукой держась между ног, схватил другой бутылку со стойки и разбил её, сделав "розочку" и направил её в девушку, которая стояла к нему спиной и явно не замечала нависшей угрозы. Этого Кочевник уже не мог позволить - быстро пробравшись через толпу, он ударом ноги выбил бутылку и, схватив ладонью за голову, вмазал ей об стойку, рассчитав силу так, чтобы не убить, а лишь вышибить парня из игры. 'Фурия' обернулась, и в этот момент получила хлёсткий удар, от которого она сразу же ушла в нокаут и осталась лежать на грязном полу. Осознав, что теперь придётся разбираться ему, Кочевник не терял ни секунды. Судя по комплекции и качеству удара, мужчина был либо военный, либо боксёр, а может - всё вместе, а он слишком выбился из сил в дороге, чтобы потягаться с ним в рукопашной. Он отскочил назад и достал револьвер. Дуло хромированного Кольта, направленного между глаз, действовало настолько завораживающе, что противник попросту впал в ступор, так и оставив огромный кулак в замахе. Все притихли, но Кочевник всё же расслышал в толпе звуки снятых предохранителей. Здесь он был чужим, и никто не собирался ему давать поблажек.
– Я забираю её. Я Чужой, пришёл с миром в ваш город, и никому не хочу проблем, ни себе ни остальным. Мужики, это уже перебор, а такое шоу уже не смешно. Дайте мне уйти с ней, я прошу только этого. Если никто не хочет получить пулю в лоб - не мешайте мне.
Все понимали, включая его самого, что он не перестреляет всех из шестизарядного пистолета, но никто не хотел попасть в эту шестёрку бедолаг. А может, всем просто хватило зрелища, и никто не хотел становиться участником нового. Быстро остывать - черта, свойственная Серым. Детина медленно опустил руку и занялся тем, что начал аккуратно, сцепив зубы, вынимать нож из другой, а остальные продолжили пить и разговаривать на свои темы. Его отпустили.
Вернув револьвер в кобуру, он поднял вырубленную девушку на руки и со вздохом начал подниматься с тяжёлой ношей по лестнице наверх. "А я так хотел перекусить...блин". Отнеся, с перерывами, на приличное расстояние от бывшей потасовки, он посадил девушку на скамейку около каких-то гаражей, достав флягу с водой и начал брызгать на лицо, попутно разглядывая смелую воительницу.
Она весьма недурно выглядела, имея стройную талию, судя по которой, ей было от силы лет восемнадцать. Тонкие, словно нарисованные кистью на полотне, черты лица, украшенные контрастным макияжем, увлекали своей выразительностью, заставляя любоваться ими безостановочно, забыв про мирские заботы, но Кочевника кое-что удивило, отвлекая от всего остального. У неё была серая кожа, как и у всех здесь, но с очень необычной особенностью - она была почти обыкновенная, белоснежная, лишь с оттенками серости. Это озадачило его ещё тогда, когда он вынес её из столовой на солнечный свет. 'Получается, один из её родителей - Чужой?' - увидев, что она открыла свои глаза цвета неба, со слегка зеленоватым оттенком, он задумался, впав в неожиданный приход ностальгии. 'У Неё были точно такие же глаза...' - Кочевник смотрел в постепенно приходящее в сознание лицо и не успел защититься от звонкой увесистой пощёчины, от которой его даже слегка развернуло в сторону.
– А ну не лезь ко мне, алкаш грёбаный! Я тебя сейчас в рулет закатаю, бомжара!
– сделав злостную гримасу, забавно отразившуюся на её миловидном утончённом лице, девушка оттолкнула его двумя руками и вскочила на ноги.
Потирая пылающую щеку, Кочевник невольно широко улыбался, так смешно это выглядело. Он шутливо выставил ладони вперёд.
– Успокойся, девочка. Ты бы могла сейчас лежать там с осколками бутылки в спине, а благодаря мне - сидишь здесь и урчишь недовольно, жива-здорова. А насчёт бомжа - обидно, хотя справедливо. Мда, не красавец я, конечно, но и не в женихи тебе лезу.
Она прекратила шуметь и, смущаясь, протянула ему тонкую, но со следами проступающих мускулов, руку.
– Эм...Ева. Ты ведь Чужой, да? Смуглый такой... Пошли, мой дом в двух секторах отсюда, сразу за нашим госпиталем, покормлю хоть, может даже бритву найду папину. Но учти - попытаешься ручонки свои распустить, я тебе их в задницу засуну, старикашка!
– Хах, учту. Я Кочевник, пошли, всё равно мне пока в столовку вашу вход заказан.
– Он не хотел пока особо распространяться, что теперь его имя не относится к Чужим, по крайней мере, для него самого.
– Но учти, креветки и трюфеля я не люблю, а вот улиток под красное полусладкое - можно.