Дороги Истины
Шрифт:
В мгновение ока, мерно идущая грозная колонна превратилась в дичь, загнанную охотниками в ловушку. Тут и там бойцы Серых, укрываясь за технику, вели огонь наугад и получали ответный с незащищённой стороны. Кочевник достал бинокль и пытался заметить кого-нибудь в горах, а вокруг него происходила бойня: люди падали наземь без головы или с куском вырванного из тела мяса. Снайперы противника действовали оперативно и хладнокровно, пуля за пулей отправляя к праотцам то одного, то даже двух солдат сразу, так и не засветив свои позиции. Выискивая глазами стрелков, не зная, что ещё делать в такой ситуации, Кочевник заметил по характеру ран, что стреляют крупным калибром. 'Возможно, пятидесятый...если так, мы в полной жопе' .
– На два часа, 350 метров, углубление в скале - огонь!
–
Одна точка была повержена, но это была словно капля в океане. Кочевник понял, что сейчас техника вновь создала беспокойство для противника и её попытаются убрать - поднявшись на ноги, он пригнулся и побежал как можно быстрей к капитану впереди. И не ошибся - БТР взорвался, расшвыряв Серых, прятавшихся рядом.
Он подбежал к капитану, чтобы узнать план действий, как вокруг посыпались гранаты. Все попадали на землю, хотя это было бессмысленно - они так или иначе находились в радиусе поражения. Но это были не осколочные. Над колонной поднялась плотная дымовая завеса, в которой Кочевник, хрипло закашлявшись, еле видел на расстоянии вытянутой руки капитана. Тот быстрыми, отточенными движениями надел противогаз и достал с заднего сидения джипа дробовик, но воспользоваться им не успел. Чужой увидел, как командира Серых из ниоткуда проткнул короткий изогнутый меч, - такой носили арабские древние воины, - и, сбросив ногой ещё живое тело, в дым вошёл один из нападающих.
Он был одет, словно бедуин, в светло-серые обмотки, голова укутана в тюрбан тёмно-желтого цвета, закрывавший лицо, а глаза защищали от дыма военные очки. Заметив, что Серый ещё дышит, убийца быстрым движением нагнулся и проткнул тому шею.
Он наверняка бы убил и Кочевника, если бы тот уже не стоял, хоть и неуверенно, на ногах, держа у бедра автомат. Бедуин только замахнулся, как его туловище сразу стало тяжелей на несколько грамм свинца, и он, пройдя ещё пару шагов, упал под ноги Чужому. Кочевник быстро снял с нападавшего очки и обмотал лицо попавшейся тряпкой. Развернувшись лицом к колонне, Кочевник среди плотного дыма смог заметить, что всех, кто не пал под выстрелами снайперов, резали, как скот, 'призрачные воины': водителей и простых людей выволакивали на землю либо убивали прямо в кабинах, а живых солдат, потерявших ориентацию среди плотного белого тумана, протыкали с разных сторон короткие клинки. Вдруг Чужой перестал чувствовать землю под ногами и обнаружил себя лежащим лицом вниз, с привкусом крови во рту. Кочевник потянулся рукой к своему автомату, но его отбила в сторону нога диверсанта, а вторым ударом в лицо он был опрокинут на спину.
Он уже смутно видел меч, занесённый над его грудью, как кто-то сказал: 'Нет! Чужого не убивать'. Следующий удар отправил разум Кочевника в забытье.
Когда он очнулся, его замутило от полученных ударов по голове. Его разбудила вибрация в ногах, которые безвольно тащились по каменистой дороге. Двое диверсантов тащили его в шатёр, не обращая никакого внимания на то, что тот уже пришёл в себя, и Кочевник решил приберечь силы, вновь закрыв глаза. Чуть позже он открыл их от того, что чья-то рука аккуратно ощупывала его лицо.
Это была та самая девушка из церкви, Жёлтая. С беспокойством осматривая следы от ударов, она заметила, что его серые глаза с холодной ненавистью смотрят на неё.
– Сейчас не время для слов, Чужой. Тебя пока доставят в местную тюрьму... пожалуйста, не проявляй агрессию, для своего же блага.
Она отпустила его лицо, и бедуины вновь поволокли тело по земле в сторону небольшого домика из белого камня, с мешками на крыше. Открыв деревянную дверь, они без особых церемоний швырнули его тело на пол, слегка покрытый соломой. Пару минут Кочевник не делал ни единого движения, так ныло его тело. Видимо, пока он был без сознания, его ещё раз избили, на случай наличия сил для сопротивления, либо что-то вкололи. Издав стон, он приподнялся, держась за стену, и увидел, что всё его снаряжение забрали и оставили лишь одежду на теле. Для него это было неплохо, потому что если бы с него сняли обувь, то наверняка нашли бы специально подготовленную для таких случаев заточку в одном ботинке и небольшой комплект взломщика в другом. Он расшнуровал ботинок и сунул руку. 'Ничего'. Жёлтые были хоть и одержимые верой, но далеко не идиоты - они обыскали его полностью и не поленились даже зашнуровать берцы обратно, видимо, просто показать, что уловка не сработала. 'Ну что ж...спасибо, что живой. Если только они не планируют принести меня в жертву', - с этими мыслями, Кочевник лёг на пол, положив одну руку под голову, а другую - на глаза, пытаясь уснуть, так как он не мог даже осмотреться - в домике не было окон, а свет проходил лишь через щели деревянной двери.
Так прошла ночь. На следующее утро, дверь отворилась, и Жёлтая вошла внутрь вместе с охранником, похожего на тех, кто напал на них в тот роковой день. В этот раз она была одета иначе - камуфляжная форма исчезла, а на её смену было легкое платье бежевого цвета, без всяких украшений, и короткие каштановые волосы были распущены. Она села около Чужого, спрятав под собой ноги.
– Как самочувствие?
Кочевник спокойно посмотрел в её лицо и отвернулся, промолчав.
– Что ж, дело твоё. Я пришла поговорить с тобой о чём-то более важном, нежели твоя плоть. Она заживёт, а вот пустота внутри - сможет ли она залечить свои раны без помощи извне?
'Ну началось...'
Кочевник всё так же продолжал смотреть в стену, сохраняя молчание, лишь цыкнув языком. Он понял, что его 'обрабатывают'.
– Я так не думаю, Чужой. Есть лишь один способ обрести спасение и...
– Те документы, что я передал, - полковник Брокс сдал нас, верно?
Жёлтая замолчала, опустив глаза в задумчивости, прикусив губу, и ответила, тщательно подбирая слова:
– Полковник обрёл веру. Он осознал тщетность своего бытия на земле без благой идеи, без истины внутри себя. Он помогает своим новым братьям строить лучший мир под надзором Великого Судьи, делая таким образом свой вклад в наше правое дело.
Кочевник презрительно скривил губы.
– Так и знал, что эта сволочь окажется с гнильцой. Знал ведь! Я полный кретин...
Она утешительно положила руку ему на плечо, открытым взглядом, как при первой встрече, заглядывая в его лицо.
– Не стоит ругать себя, Чужой. Принёс бы документы не ты, а другой, эти люди были всё равно обречены на встречу с Всевышним. Мы - избранный народ, который Владыка осыпал золотом в доказательство нашей исключительности, чистоты и преданности. Мы, дети его, взрастим семя новых людей, честных и добрых, но для начала, землю нужно очистить от скверны. В этом наша святая миссия, и полковник сделал правильный выбор, что встал на правильный путь, путь искупления.
– Прибереги свои слова для кого-нибудь другого, 'святоша'. Мне омерзительно разговаривать с детоубийцами.
Женщина поднялась на ноги, разочарованно вздохнув и, потупив взор, молча покинула комнату.
Прошла неделя, как он находился в этом домике-тюрьме, и всё это время она приходила к нему и пыталась 'промыть мозги', повлиять на него словом, словно змей-искуситель. Но каждый раз, когда Жёлтая искала его слабые места, чтобы взрастить через них зёрна сомнения, он словно выключал органы слуха, погружаясь в свои мысли, лишь внешне делая вид, что слушает. Пока залечивалось тело и обдумывался план побега, Кочевник постепенно ослаблял бдительность Жёлтой, хоть и продолжая большую часть времени молчать, но делая при помощи лица вид, что её слова будто доходят до него и даже пошатнули привычный взгляд на жизнь. Делал он это очень аккуратно, старательно подбирая варианты выражения эмоций, дабы не 'переиграть': мимолётный проблеск в глазах, ответное сжатие руки, когда она пыталась его коснуться и быстрое отталкивание от себя...Кочевник особенно старался тогда, когда девушка-фанатик, с пылающими глазами, вдохновенно произносила очередную пропаганду, войдя в состояние, похожее на транс. Он старался сделать всё, чтобы она выходила от него удовлетворённой в 'процедуре' - будто ему осталось немного для обретения нового себя. Совсем немного.